Замечательная эпидемия
Анастасия Патлай
12/06/2012
По следам лекции Бориса Гройса на «ОккупайАбай»
«Каждая художественно-политическая акция не должна быть сводима к самой себе, она должна открывать большее, она не должна быть сама себе тождественна». (Борис Гройс)
2 июня в Москве у памятника Абаю Кунанбаеву на Чистых прудах прочёл лекцию Борис Гройс – известный философ и теоретик искусства, профессор Нью-Йоркского университета и Государственной высшей школы дизайна в Карлсруэ. В Москву Борис Гройс приехал по приглашению проекта Time/Food, инициированного художниками e-flux и московским Stella Art Foundation. Time/Food – это временный ресторан в Скарятинском переулке в центре Москвы, где можно поесть, не потратив ни копейки. Временный, потому что работает как проект, и время его счастливой жизни ограничено периодом с 15 мая до 28 июня. Меню ресторана на каждый день составлено современными художниками со всего мира. Они же на волонтёрской основе подвизаются поварами и официантами. За хлеб насущный посетители ресторана платят своим личным временем, умениями, навыками и даже идеями.
Time/Food – часть международного проекта Time/Bank (представительства Time/Bank есть в Нью-Йорке и Берлине, а в эти дни он работает на международном фестивале dOCUMENTA (13) в Касселе), целью которого является построение альтернативной экономической модели, исключающей товарно-денежные отношения. В основе новой экономики – свободный обмен временем, знаниями, умениями. После вкусного обеда Time/Food предлагает поучаствовать в программе лекций и дискуссий с провокационным названием «Искусство и восстание». Лекции читают известные искусствоведы, художники, поэты. Кроме Бориса Гройса это Александр Скидан, Сара Рифки, Марта Рослер, Франко Берарди и другие. Симптоматично, что построением новых общественных отношений занялись не экономисты, бизнесмены и правительства, а современные художники. Темы большинства лекций так или иначе касаются роли и места искусства в новом глобальном протестном движении Occupy.
Борис Гройс в Москве на Чистых прудах
С движением Occupy связано и появление Бориса Гройса в городском пространстве Москвы. Выступить Гройса позвали на площадь, которую сегодня известна как «ОккупайАбай». Памятник Абаю Кунанбаеву, казахскому поэту XIX века, почитателю Пушкина и борцу с феодальными замашками казахских баев, до недавнего времени был одним из самых незаметных в Москве. Дело не только в отсутствии какого-либо местного (московского) культурного контекста, связанного с именем поэта. Памятник был подарен Москве правительством Казахстана, и московские власти, не умеющие отказываться от подарков, выделили для него самое неприметное место, практически в кустах, зато по соседству с казахским посольством. Наверное, работники посольства знали о памятнике казахстанскому «пушкину», но для «простого москвича» он оставался «пустым местом». Но именно на этом «пустом месте» 9 мая расположился лагерь протестующих против насильственных действий российских властей на митинге оппозиции 6 мая. Участники лагеря довольно скоро осознали себя частью всемирного движения, а за самим местом закрепился мем «ОккупайАбай». В считанные дни, даже часы, протестный лагерь превратился в площадку для интеллектуального общения. Здесь любой участник лагеря мог сделать заявку и провести мастер-класс или прочитать лекцию. Здесь Театр.doc прямо на открытом воздухе показал свой нашумевший спектакль «БерлусПутин» – адаптацию пьесы итальянского драматурга Дарио Фо. Это был первый опыт площадного политического театра в современной Москве. На пятый день существования лагерь стал конечным пунктом грандиозной многотысячной прогулки по Бульварному кольцу, которую придумали известные писателиГригорий Чхартишвили, Дмитрий Быков, Людмила Улицкая, Лев Рубинштейн и многие другие. Теперь её все знают как «писательскую прогулку».
Лекция Бориса Гройса на «ОккупайАбай» была анонсирована как «Современное искусство: от созерцания к действию». По сути же профессор Гройс попытался осмыслить стихийные акции горожан, захватывающих и по-своему осваивающих городские пространства по всему миру, назвав их «волей к созданию других форм жизни», а это, по мнению Гройса, и есть искусство. Сравнивая искусство и спорт, Гройс говорит, что именно тот человек есть художник, который, когда все бегут стометровку, остаётся на старте или бежит в другую сторону. Художник всегда устанавливает свои правила игры, «создаёт собственное пространство действия или бездействия, никогда не соревнуется с другими за то же самое». Вся история искусства XX века, начиная с дадаистов до наших дней, по мнению Гройса, это и есть попытка создания альтернативных форм жизни.
В этом смысле движение Occupy, принципиально настаивающее на горизонтальной структуре организации, на принципах самоуправления и личной вовлечённости, на отказе от навязанных извне правил и форм в городском пространстве, можно назвать коллективными художественными акциями. «Мне кажется важным, что создалось такое общее политическое движение. Оно не имеет своей структуры, оно не имеет лидеров, оно не имеет общей программы, оно не имеет четких целей, но мне это скорее нравится, чем нет». По мысли Гройса, движения, которые не имеют чётких критериев победы, не могут потерпеть и поражение. Движения, которые являются наполовину художественными, наполовину политическими, действуют одновременно и в эстетическом, и в политическом поле, такие движения необычайно эффективны в наше время. И подобно мировым эстетическим практикам, они имеют вирусную природу, распространяясь по всему миру, как «бациллы искусства», описанные Малевичем. «Все те, кто здесь собрались, мы инфицированы, в нас есть эти бациллы. И это те же самые бациллы, которыми инфицированы люди в Нью-Йорке, в Париже, в Берлине. И это такая хорошая инфекция, замечательная эпидемия».
Среди молодых активистов «ОккупайАбай» (слева) – куратор Московской биеннале Иосиф Бакштейн
По словам Гройса, многие его студенты, учащиеся Нью-йоркского университета, были серьёзно вовлечены в акции движения «Occupy Wall Street». Это сегодняшние и завтрашние кинематографисты, критики, художники, которые оперируют в пространстве интернета, социальных сетей и для которых естественной формой творчества являются акция и перформанс. Их цель – не конечное произведение, не выдача продукции для художественного рынка, но сам процесс. Это сближение художников и людей, недовольных бессердечием глобальной экономики, которая после кризиса выплюнула их за борт, конечно, объясняется не только тем, что художники – часть нового посткризисного «прекаритетного» класса (работники с нестабильным заработком, отсутствием социальных гарантий и т.п.). Естественная интеграция современных художников в Occupy-среду связана и с общим пониманием необходимости установления новых жизненных форм, которые пытается исследовать Occupy. Проект Time/Bank, включая его образовательную и дискуссионную программу, своего рода встречный жест художников.
Московский лагерь Occupy, разогнанный и запрещённый властями, успел породить новое для Москвы явление – открытый лекторий в городском публичном пространстве. Стихийно возникшие впервые дни публичные лекции, в последние недели мая стали проводиться регулярно и получили название «Абайские чтения». Один из модераторов «Абайских чтений», сотрудник известного детского издательства Светлана Дындыкина, не склонна оценивать Абайский лекторий как акт искусства. Она говорит, что идея лектория витала в воздухе с первых дней лагеря и её просто надо было кому-то реализовать. Это особенно важно в сложившейся ситуации, когда лагеря уже нет и власть ужесточает карательные меры в отношении любых публичных акций. «Когда власть подчеркнуто антиинтеллектуальна, любое интеллектуальное действие является протестом», – говорит Светлана. В отличие от программы лекций Time/Food, озаглавленной «Искусство и восстание», выступления на «Абайских чтениях» совсем не обязательно связаны с протестами. «Абайские чтения» – это высказывания по современной интеллектуальной повестке. На одной из последних лекций – журналиста и культуролога Натальи Конрадовой – говорили про памятники Москвы. Тема возникла не случайно. Дело в том, что походы на зимние и весенние митинги, шествия, стояние в «Белом кольце» помогло москвичам узнать собственный город. Самым интенсивным временем узнавания стали три дня с 6 до 9 мая, когда несколько групп горожан по 50–100 человек, убегая от полиции, метались по городу в поисках места для лагеря, а несколько тысяч наблюдали за ними в интернете. Люди перемещались от памятника героям Плевны на Чистые пруды, потом обратно, потом на Пушкинскую, потом на Баррикадную, пока, наконец, не обосновались у памятника Абаю Кунанбаеву. Кто-то назвал назвал это «игрой в Зарницу». Жёстко, но в точку, ведь советская «Зарница» как раз тренировала навыки ориентации в пространстве. По мнению Натальи Конрадовой такие уже состоявшиеся явления, как «ОккупайАбай» и «Абайские чтения», стали возможны потому, что памятник Абаю Кунанбаеву абсолютно нейтрален по отношению к москвичу, он не несёт никакой исторической, дидактической, морализаторской, даже эстетической нагрузки, в семантическом смысле это «ноль» или «пустота». «Какие-то „Достоевские чтения” были бы уже совсем другой историей», – говорит Наталья. За прошедший с 9 мая месяц эта пустота заполнилась. Должно пройти время, чтобы можно было сказать, чем и с каким знаком.
Всё, что происходило в Москве с начала мая у памятника Абаю Кунанбаеву, вызвало колоссальный интерес на его родине – в Казахстане. Пожалуй, ни саммиты СНГ, ни встречи лидеров Евразийского союза не сблизили так москвичей и казахстанцев, как лагерь «у Абая». За несколько часов до выступления профессора Гройса казахстанский современный художник Канат Ибрагимов устроил акцию возложения цветов к памятнику Абаю. Канат с букетом белых роз прошёл часть бульвара от памятника Грибоедову к памятнику Абаю. Здесь он вытащил баллончик с краской для граффити и выкрасил белые розы в чёрный цвет. И тогда только «возложил» – теперь чёрный букет. Знатоков творчества Абая этот жест отсылает к его поэме «Кара суз» (чёрные слова), в которой Абай клеймит чёрными словами казахских феодалов, изнуряющих свой народ. То, что для нас «пустое место», для казахского художника наполнено историческим смыслом. «Я благодарен русскому народу за то, что они отдают дань нашему Абаю, и избрали его символом русского протестного движения несогласных», - говорит Канат.
Борис Гройс и московский художник Дмитрий Гутов
Как считает Борис Гройс, площадь у памятника Абаю можно считать состоявшейся гетеротопией. Этот термин, озвученный Мишелем Фуко еще в 1967 году, не был вполне внятно определён им тогда. Сейчас же он активно используется архитекторами и философами для обозначения специальных пространств в городах «постгражданского» общества. Борис Гройс определил гетеротопию как «пространство не совсем утопическое, но пространство, которое подчиняется другим законам, в котором происходят вещи, которые обычно не происходят». Задача искусства, по мнению Гройса, и есть создание таких гетеротопических пространств, то есть пространств альтернативных форм жизни. «В этом смысле то, что здесь происходит, можно считать искусством», – говорит профессор Гройс.
В эти майские и июньские дни на Чистых прудах происходит что-то очень настоящее, бурлящее, живое. Неподдельный контакт горожан со своим городом. Он не в распитии на бульварных скамейках, а в осознанном выборе горожанина – прийти или не прийти на лекцию или встречу «у Абая». Не знаю, можем ли мы говорить о начале городской культурной революции... Но о том, что памятник неизвестному Абаю Кунанбаеву стал эпицентром интеллектуальной жизни Москвы, думаю, можем. Выиграли оба – город и Абай.
Фото: Анастасия Патлай
