Foto

Когда замысел важнее воплощения

Сергей Хачатуров

23/02/2015

Бумажная архитектура. Конец истории 
Выставка графики из коллекции ГМИИ им. А.С. Пушкина и частных коллекций
20 февраля – 12 апреля, 2015

До 12 апреля в Государственном музее изобразительных искусств имени А.С. Пушкина работает выставка «Бумажная архитектура. Конец истории». Она подготовлена архитектором-исследователем, летописцем, архивистом этого направления Юрием Аввакумовым и научным сотрудником ГМИИ им. А.С. Пушкина Анной Чудецкой. Организована при поддержке Благотворительного фонда AVC Charity. В камерном зале у ступеней античного дворика, где обычно показывают выставки не помпезные, но гурманские, для любителей смаковать картуши на старых гравюрах сегодня Аввакумов выстроил какое-то подобие садово-паркового лабиринта. Лёгкая конструкция из прессованной бумаги для демонстрации лёгкой архитектуры. Логика композиции железная. Несколько ширм, по периметру и в центре гнутся так же как шестигранники метлахской плитки, которой выложен пол зала. Единство в сложности задаёт правильный ритм общения с выставкой: цельность, но не монотонность, разнообразие, но не усталость. Впечатление, что маленький зал стал больше и в нём собралась Большая История со своими интригующими поворотами сюжетов и диалогами сквозь столетия.


Михаил Филиппов. Вавилонская башня. Бумага, акварель. 1989

В центральной фигуре складчатых ширм поселилось царство архитектурной графики XVII–XIX веков из собрания ГМИИ имени А.С. Пушкина. Всего 80 произведений знаменитых мастеров: Джузеппе Бибиены, Маттеуса Кюсселя, Джакомо Кваренги, Франческо Градицци, Пьетро Гонзага, Джузеппе Валериани, ну, и конечно, пророка бумажной архитектуры эпохи модернизма и постмодернизма Джованни Баттиста Пиранези.

Не так уж много на слуху имён, которые были бы столь почитаемы и загадочны, как итальянский архитектор XVIII столетия Джованни Баттиста Пиранези. Он автор всего одной постройки – церкви Мальтийского ордена Санта-Мария дель Приорато в Риме. Славу ему принесли великолепные альбомы гравюр и собрания рисунков, выполненные с мастерством, сравнимым с идеальным струнным вибрато рембрандтовских графических опусов. Пиранези в архитектурной графике, пожалуй, первый до конца заставил поверить, что замысел (инвенция) грандиозной постройки подчас ценнее воплощения, а игра воображения (каприччио) сама по себе цель искусства, без оправдывающих её и оправданных ею средств. Его мало понятый, но высоко ценимый современниками нарисованный и гравированный мир совершенно безапелляционно, властно и могуче узаконил право архитектуры жить по законам всех видов искусств сразу. Не только собственно зодчества, но и музыки, поэзии, лицедейства. Мир, в котором циклопические конструкции неведомых, ввергающих в благоговейный ужас и трепет зданий – сразу и место действия, и артисты ею же (архитектурой) устроенного фантасмагорического спектакля.


Джованни Батиста Пиранези. Офорты из серии «Первая часть архитектуры и перспективы». Античный Капитолий

Пиранезиевскими сериями «Гротески» и особенно «Темницы» вдохновлялись романтики XIX века. Они (князь В.Ф. Одоевский, Томас Де Квинси) посвящали ему свои творения. Сергей Эйзенштейн в самопрорастающей арками, сводами, консолями и карнизами, пренебрегающей законами гравитации пиранезиевской архитектуре увидел начатки киномонтажного принципа организации пространства. В своих архитектурных снах и грёзах Пиранези переплёл в непостижимый уму орнамент формы, жанры, времена, стили. И этот орнамент вышел не эклектичным, но абсолютно органичным, причастным к основам основ художественного творчества, к понятиям «воображение», «маэстрия», «игра фантазии». Когда мы читаем и смотрим в кино, как в небезызвестном замке Хогвартс по приезде героев «готической» сказки о Поттере вдруг начинают перемещаться стены и разъезжаться в разных направлениях лестницы (так что не поймёшь, куда доберёшься, – зависит от их настроения), нет сомнения, Пиранези лестницы задвигал.


Джованни Батиста Пиранези. Офорты из серии «Первая часть архитектуры и перспективы». Античный храм

Четырнадцать листов Пиранези сопровождаются на выставке фейерверками архитектурных фантазий сценографов Италии конца XVII – XVIII столетия: семейства Галли Бибиена, Джузеппе Валериани, Пьетро ди Готтардо Гонзага. Их выполненные пером мажорные и минорные скерцо с колоннадами, дворцовыми анфиладами и мрачными подземельями узаконивают жанр «панархитектуры», в котором отметается педантичная классификация на «барокко», «неоклассику», «предромантизм». Историческими пропилеями нынешней бумажной выставки можно считать устроенную в начале 2012 года экспозицию в петербургском Эрмитаже «Дворцы, руины и темницы. Джованни Баттиста Пиранези и итальянские архитектурные фантазии XVIII века» (кураторы М.Ф. Коршунова, А.В. Ипполитов, В.М. Успенский). Сам Пиранези в каталоге 2012 года был назван Ипполитовым мастером «бароккетто» — стиля, возникшего на перекрёстке барокко, рококо и неоклассицизма.


Николай Каверин, Ольга Каверина. Второе жилище горожан. Бумага, тушь, цветной карандаш, рапидограф. 1985

Подобные протейные, вечно находящиеся на перекрестках, пересечениях граней метлахской плитки проекты представляют советские бумажники 80–90-х годов. В беседе перед выставкой Юрий Аввакумов кратко поведал историю самого направления, возникшего в застойные годы СССР. Выпускники МАРХИ (Московского архитектурного института) с конца 70-х стали участвовать в международных конкурсах архитектурных идей и получать там первые места. Постепенно сформировалось поколение «бумажников»: Александр Бродский, Юрий Аввакумов, Илья Уткин, Михаил Лабазов... Конкретной датой рождения «бумажной архитектуры» Юрий Аввакумов считает 1 августа 1984 года, когда в редакции журнала «Юность» на пл. Маяковского открылась первая выставка с таким названием. Первая зарубежная выставка прошла в 1986 году. Архитектор рассказывает: «С конца 80-х „бумажная архитектура” пропутешествовала по выставкам, почти не пополняясь новыми работами. В 1992 году состоялась последняя сборная выставка „Бумажная архитектура. Alma Mater” в Московском архитектурном институте. В 1996 году на Венецианской архитектурной биеннале я презентовал свой архив российских архитектурных утопий последних 200–250 лет, куда, само собой, была включена и бумажная архитектура. В принципе, круг замкнулся. Бумажная архитектура стала частью истории отечественного искусства». Надо добавить, что в сентябре 2009 года в Государственной Третьяковской галерее была выставка «Бумажная архитектура. Mausoleum», вполне похожая по составу имён современных участников на нынешнюю, приуроченную к 30-летию основания движения.


Александр Бродский, Илья Уткин. Стеклянная башня, офорт. 1984/1990

Когда сегодня смотришь на работы героев-бумажников, вспоминаешь вполне корректно применимое к ним определение: антижанр. Границы этого направления настолько открыты, оно настолько общительно с разными системами языков искусств, что представляет собой формулу проектного мышления как такового. И в этом куда как близко идеям архитектонов Малевича, «проунов» Лисицкого, летающих городов Крутикова – всем утопическим, а на деле зарядившим колоссальной творческой энергией проектам русского авангарда. Во многом наследники авангардного эксперимента – Аввакумов, Лабазов, Савин, Белов, Кузембаев, Александра Павлова... Но не только силы вселенской гравитации, динамические превращения пространства и времени, космические диагонали, плоскости и вертикали увлекали «бумажников». Проектировали и те, кто создавал некую метафору жизненной среды для маленького, фрустрированного социумом человека, для которого архитектура выступала как утешение и мир потаённых надежд и грез. Это Александр Бродский, Илья Уткин. Они измышляли свой театр – сродни спектаклю средствами графики. Его возможно оживить с помощью анимации и показывать рядом с мультфильмами Хржановского, Хитрука и Норштейна. Вот один только комментарий к листу Бродского и Уткина: «Театр без сцены, или Блуждающий зрительный зал»: «Видели ли вы когда-нибудь людей, которых провозят по городу в крытом грузовике? Раздвигая брезентовый занавес, они с любопытством глядят на обычные улицы, дома и горожан. Для тех, кто умеет смотреть, жизнь города – это непредсказуемый, постоянно меняющийся, таинственный спектакль. Можно почувствовать себя зрителем, глядя на улицы, дворы и машины через раму театрального портала. Тогда вам откроется смысл представления, где каждый играет свою маленькую, неповторимую роль…»


Александр Зосимов. Коллаж № 23. Бумага, коллаж. 1990

И другую группу возможно обозначить в сложном контексте «бумажников»: группу тех, в чьих работах концептуализировалась критика социально-политических реалий советской жизни. В 1990 году Дмитрий Буш, Александр Хомяков, Дмитрий Подъяпольский собрали из металлического конструктора образ «складной родины». Отчуждённое от человека жильё для экстремальных условий.


Дмитрий Буш, Александр Хомяков, Дмитрий Подъяпольский. Складная родина / жильё для экстремальных условий. Бумага, тушь, рапидограф. 1990

Конечно, ещё одним мощным трендом «бумажной архитектуры» явилась ностальгия по великим классическим эпохам, реабилитация мегаломании древней архитектуры. Эта тема представлена работами Михаила Филиппова, Искандера Галимова…

Этически безупречно то, что выставка начинается с работ прожившего 35 лет и скончавшегося в 1982 году Вячеслава Петренко. Его творчество было у истоков самого направления «бумажная архитектура», и многие перекрестные темы этого направления он талантливо в своих проектах обозначил. Лейтмотив работ Вячеслава Петренко: создание пространства-универсума, в котором бы наглядно воплощались различные темы «нанизывания архитектурного объёма на силовые линии мира» (формулировка в одной из тетрадей мастера). Древнеримские акведуки, термы, небоскрёбы русского авангарда, летающие влюблённые полотен Марка Шагала и крадущиеся тени Магритта и де Кирико – вот некоторый круг образов, вдохновлявших формотворчество Вячеслава Петренко.

Каждый пространственный сектор Петренко мыслил зоной встречи разных искусств в согласии с некими идеальными константами человеческого бытия. И все искусства работают на максимальное воплощение всегда точного проектного решения. Пример с работами Вячеслава Петренко показывает, что та творческая энергия, которая буквально распирает его мир формы, знаменует сегодня собой не конец «бумажной эпохи», а вечную актуальность выработанных тогда идей, которые стали первостепенными для современного художника и его свободного, не зашоренного видовыми и жанровыми рамками мышления. Так что прямо по Марку Твену: слухи о кончине бумажной архитектуры сильно преувеличены.


Александр Бродский, Илья Уткин. COLUMBARIUM HABITABLE. 1989/1990