Вознесение на канате
Прогулка с куратором. Мы конспективно записали рассказ Ирины Горловой об экспонатах выставки «Мистификаторы», открытой в Москве Государственным центром современного искусства в сотрудничестве с Галереей Гари Татинцяна и при поддержке Stella Art Foundation
Надежда Лялина
19/02/2016
Фотографии экспозиции: Александра Тонкова
По словам сокуратора Ирины Горловой, работа над выставкой началась с того, что они с Михиалом Миндлиным сосредоточили своё внимание на отдельных художниках, работающих с деформацией окружающего мира, таких как Питер Соул, Кейичи Танаами, Тони Мателли. Концепция выстраивалась постепенно, и так вырисовалась тема «мистификации» – первоначально как обмана, подделки, подмены. Затем кураторы обратились к этимологии слова, к его более древнему смыслу: «мистификация» здесь выступает также как мистерия, ритуал. Собственно, слово «мистификация» приобрело смысл «обмана» именно потому, что обрядовые действия и таинства всегда казались непосвящённым чем-то профанным – пафосным действием без результата. С этих позиций раскрываются разные грани выставки: это и «мистификация», и «мистерия», и своеобразное отражение окружающего мира.
С первого взгляда и первых минут пребывания в зале выставка может показаться разрозненной, составленной из экспонатов, подобранных «по теме» и демонстрирующих скорее самих себя, чем какой-то общий концепт. В самом деле, эффектные произведения «звёздных» художников первым делом вызывают у посетителя отчаянное желание добавить новое фото в Instagram и, казалось бы, не дают стройного высказывания, даже не создают никакой «мистификации».
Но чем дольше находишься среди этих работ, тем сильнее ощущается их суммарная сила; их «перекличка», их взаимосвязь постепенно начинает действительно искажать восприятие мира. Из работы Тони Оурслера «Овал» в пространство выставки постоянно разносится «I lost my mind…», звучат и другие обрывки фраз – то тише, то громче. И через 30–40 минут в зале начинает казаться, что эти голоса говорят в вашей голове. А растущие по краям зала такие настоящие одуванчики Тони Мателли сбивают с толку каждый раз, когда чуть не наступаешь на них, проходя около стены… Здесь нас ждёт выставка как мистерия, выставка как совокупность ритуальных мест, где художники выступают в роли своего рода наставников. Возможно, этот путь приведёт нас в конечном счёте к своего рода очищению, перерождению. Именно так считает сокуратор проекта Ирина Горлова.
Ритуальное облачение
Перед тем как начать, мы должны поменять свой обычный облик, облачиться в «странные одежды». В этом своей вариацией офорта № 26 Франсиско Гойи из серии «Капричос» нам помогает Ясумаса Моримура. Художник вольно трактует наряд девиц, просто надевая себе на голову юбку. Общая глянцевость фотографии, её «рекламный» чистый фон вкупе с изначальным сатирическим смыслом «Капричос» позволяют рассматривать эту работу как критику современного гламура.
Из коллекции ГЦСИ
Ритуальные атрибуты
В каждом обряде есть свои символы, атрибуты. Так как в конце мы должны переродиться, то для этого мы должны символически умереть, а это значит, что наши ритуальные атрибуты должны быть каким-то образом связаны со смертью. Они «спрятаны» в отдельной чёрной комнате. Это натюрморты Джоэла-Питера Уиткина, балансирующие на грани нашего восприятия прекрасного и ужасного. В художественном оформлении он часто опирается на образы барокко, об этом говорят светотени и наборы предметов. Некоторые работы напоминают скупые испанские натюрморты XVII века. Работа «Книжная история» (1999) близка к композиции голландского натюрморта, где центральное место занимает череп как символ Vanitas (тщеты), но здесь вместо него – голова с завязанными глазами.
Джоэл-Питер Уиткин. Книжная история. 1999. Courtesy Gary Tatintsian Gallery and artist's studio
Обряд инициации. Барбара Крюгер. Стыдись этого, осуждай это. 2010
Начинается сама мистерия: первое, что мы видим, вступая в основное пространство, – работу Барбары Крюгер. На плакате в глаз героини нацелен острый предмет, и это напоминает нам знаменитый кадр с разрезаемым глазом в фильме «Андалузский пёс»: так, символически, мы проникаем в другое измерение, в глубины – проходим обряд инициации. Но мистический ужас сцены разряжается надписью «Стыдись этого, осуждай это», которая показывает, что художник вступает в игру с образами масс-медиа и создаёт пространство абсурда, напоминающее коллажи дадаистов и сюрреалистов. Крюгер была довольно успешным дизайнером в гламурных журналах 60-х, а с конца 70-х полностью посвятила себя созданию таких противоречивых, обманных образов, обличающих мир консюмеризма, мир политики и мир рекламы.
На заднем плане: Барбара Крюгер. Стыдись этого, осуждай это. 2010. На переднем: Тони Мателли. Канат. 2014. Courtesy Gary Tatintsian Gallery and artist's studio
Символическая смерть
После обряда инициации мы отправляемся в зону символической смерти. Здесь нас встречает диптих Дэмьена Хёрста «Клаустрофобия/Агорафобия» (2008), который показывает одержимость людей страхом, созданием защиты, хотя бы в форме такого безумного коллекционирования английских противогазов. Напротив мы видим его же картину «Прекрасный Муруга. Интенсивная параноидальная живопись» (2008). Как известно, Муруга – одно из пантеона индуистских божеств, связанных с темой смерти. Из центра картины на нас несётся, растекается, проступает череп – ярко, неотвратимо. Эта картина входит в серию Spin paintings, начатую ещё в 1992 году, метод её создания тоже можно назвать «мёртвым»: на вращающийся холст ассистенты Хёрста льют промышленную краску. От спонтанной живописи, «священнодействия» художника ничего не остаётся. Эти картины он называет «безвкусными», тем самым выражая иронию к абстрактному экспрессионизму и арт-рынку, который продаёт его работы.
Дэмьен Хёрст. Клаустрофобия/Агорафобия. 2008. Courtesy Gary Tatintsian Gallery and artist's studio
Дэмьен Хёрст. Прекрасный Муруга. Интенсивная параноидальная живопись. 2008. Courtesy Gary Tatintsian Gallery and artist's studio
Переходной работой из этой зоны становится «Дзякутю – великолепные цветы и птицы» Кейичи Танаами. Ито Дзякутю – японский художник XVIII века, мастер цветов и птиц, его образы Танаами переносит на свой триптих, меняя композицию и наслаивая другие изображения, в том числе из комиксов. На формирование его творческого языка повлияли три основных момента: увиденный в детстве горящий после бомбардировки Токио в 1945 году – трансформация форм; знакомство с Энди Уорхолом в 1967 году – поп-арт; пережитая во время плеврита кома в 1981 году – психоделичность, сверхреальная детализированность изображений. На картине «Дзякутю – великолепные цветы и птицы» (2015) мы наблюдаем трансформацию пространства, симбиоз «райского» (птиц, деревьев) и «хтонического» (скелеты), живого и неживого. Так из зоны смерти мы переходим в зону «другого мира», искажённого пространства.
Кейичи Танаами. Дзякутю – великолепные цветы и птицы. 2015. Courtesy Gary Tatintsian Gallery and artist's studio
Другой мир – искажённое пространство
Здесь мы больше не увидим вещи такими, какими они были прежде. Вим Дельвуа создаёт «Перекошенный грузовик» (2012) по образу готического собора. С начала 2000-х он ведёт свой проект по преобразованию форм обыденных предметов в «ажурные и готические». Дельвуа даёт им новую образность и роль в мире. Вспоминая другие работы художника, такие как витражи из рентгеновских снимков, татуировки на живых свиньях и пол с рисунком из экскрементов, можно сказать, что его проект по преобразованию мира банальных вещей заряжен немалой долей иронии.
Вим Дельвуа. Перекошенный грузовик. 2012. Courtesy Gary Tatintsian Gallery and artist's studio
Пол Маккарти не только преобразует формы, но разрушает их смысл. Для проекта The Art of Chess в 2003 году он создаёт шахматную доску «Кухонный набор», собранную из довольно нелепых вещей из кухни, ванной, гостиной. Нарушая внешнюю форму игры, он пересоздаёт также её логику, собирая парадоксальную шахматную партию. Так художник выворачивает наизнанку древний символ шахмат как высокой культуры и рационального мышления.
Пол Маккарти. Кухонный набор. 2003. Из коллекции ГЦСИ
Биологическую трансформацию мы наблюдаем в манипуляциях с телесностью Эрвина Вурма – нам представлена рука, вырастающая из розовой массы. Это произведение можно рассматривать как продолжение серии знаменитых «одноминутных скульптур» Вурма, когда грань между телом, перформансом и скульптурой стирается, и результатом становятся«невозможные объекты».
Эрвин Вурм. Без названия. 2008. Из коллекции ГЦСИ
Искажаются биологические формы и само сознание. Работа «Овал» Тони Оурслера (2005) состоит из двух персонажей, сплетённых вместе, – мужчины и женщины. От их облика остались только глаза и рот, от их сознания – только обрывки видений, воспоминаний и желаний. Они ведут между собой полусонный абсурдный диалог. Оурслер показывает этой работой, как легко потерять голову в нашем мире, где развитие технологий так стремительно, а граница между виртуальным и реальным становится всё тоньше. И мы меняемся сами. Тони Оурслер в 70-х начинал с нарочито примитивистских, но всегда драматических спектаклей. Со временем он стал использовать видеопроекции на фигурах и предметах, а затем создавать сложносоставные проекции из различных частей тела (лица), изобретая удивительные биоморфные формы.
Тони Оурслер. Овал. 2005. Из коллекции ГЦСИ
Линию искажения продолжает Питер Соул: его герои заполняют пространство холстов своими деформированными формами и ядовитыми цветами. Они то ли герои комиксов, то ли герои жёлтой прессы, погрязшие в пороке: «Самоубийство Уолл-стрит» (2012), «Женщина, пьющая мартини» (2009). Так художник в гипертрофированном виде обнажает уродства современного мира. Соул вырабатывает свой так называемый стиль «плохой» живописи постепенно: он начинает еще в 50-е, и главными героями его картин в то время становятся Дональд Дак и Супермен; его называют «отцом поп-арта» и основателем неосюрреализма.
Работы Питера Соула: «Самоубийство Уолл-стрит» (2012), «Женщина, пьющая мартини» (2009). Courtesy Gary Tatintsian Gallery and artist's studio
Джорж Кондо не создаёт мутацию реальности, а предлагает мутацию искусства – он разрабатывает свою вымышленную типологию образа на основе комиксов, мультфильмов и картин Пабло Пикассо. Его персонажи похожи между собой и имеют типичные черты, как на картине «Голова-коротышка» (2009): торчащие круглые уши, выразительные глаза, двойная челюсть. Портрет большой, монументальный, подчёркивающий значимость этого образа, который вызывает у нас помесь любопытства с неприязнью. Своё искусство Кондо в конце 80-х назвал «искусственным реализмом», расшифровывая это как «реалистичное изображение искусственного». Джорж Кондо изучал историю искусств в Массачусетском университете, а затем много лет посвятил изучению живописи старых мастеров и классиков ХХ века.
Джордж Кондо. Голова-коротышка. 2009. Courtesy Gary Tatintsian Gallery and artist's studio
И во всем этом искажённом, абсурдном мире прорастают самые реалистичные одуванчики Тони Мателли, созданные на самом деле из бронзы. Бывший ассистент Джеффа Кунса, Мателли использует его формальные приёмы, но сфера его интересов гораздо шире удачных приёмов мимикрии. Для Мателли эти «Сорняки» являются символом жизни – нежеланной, истребляемой, но всё равно прорастающей вновь и вновь. В нашем «мистическом пути» это знак возрождения.
Тони Мателли. Сорняки. Courtesy Gary Tatintsian Gallery and artist's studio
Вознесение-перерождение
В прелюдии вознесения «канаты» Тони Мателли нарушают законы гравитации и поднимаются в воздух как змеи. Это работы из проекта «Новая гравитация», в который были также включены реалистичные силиконовые скульптуры людей в таких же «парящих» позах. Они как будто обнаружили другой, более важный источник притяжения.
Тони Мателли. Канат. 2014. Courtesy Gary Tatintsian Gallery and artist's studio
И, наконец, мы видим «врата» в новый мир – это видеоинсталляция Билла Виолы «Вознесение Изольды (световая форма в посмертном пространстве)». Здесь отсутствует ирония или осуждение, художник далёк от этого, он говорит нам о сакральном и возвышенном мире, о глубоком и прекрасном переживании. Это часть большого «Проекта Тристан» Билла Виолы, вдохновлённого оперой Рихарда Вагнера «Тристан и Изольда». И, несмотря на то, через что мы прошли в нашей «мистерии», мы видим, что современное искусство ещё может говорить о возвышенном. В течение почти 40 лет Билл Виола создаёт видеофильмы и монументальные инсталляции, он исследует горизонты чувственного восприятия, фокусируясь на универсальном человеческом опыте – рождении, смерти, жизни сознания. Для Билла Виолы сильное переживание способно возвысить человека, освободить и дать новый толчок к перерождению.
Билл Виола. Вознесение Изольды (световая форма в посмертном пространстве). 2005. Кадры из видео. © Кира Перов/Предоставлено Stella Art Foundation
