Foto

«Мучительные вещи и крупные мазки»

Сергей Тимофеев

Разговор с Владом Савельевым, хозяином парикмахерской-читальни Melnais Knābis, о вполне частных художественных пристрастиях

20/10/2016

Среди моих рижских знакомых не так уж много людей, которые собирают работы актуальных латвийских художников, не работая при этом в банке или в сфере торговли недвижимостью. Но одного такого человека я знаю – это Влад Савельев, владелец парикмахерской Melnais Knābis – одного из важных пунктов улицы Миера. Эта всё ещё вымощенная булыжником городская артерия претендовала на протяжении последних пят-шести лет на статус местной хипстерской мекки. Достойна ли она его – это сложный вопрос, но вот «Чёрный клюв», открывшийся в 2008 году как парикмахерская-читальня, где даже проводились настоящие поэтические чтения, за это время приобрёл ещё и почти галерейный статус. А Влад стал владельцем нескольких вполне достойных работ, о которых мы и захотели его расспросить. Потому что искренне верим, что не только большие и целенаправленные коллекции, но и такие вполне частные и «эмоциональные» собрания могут формировать живой арт-рынок, его плоть и кровь. Конечно, при условии, что их собиратели действительно представляют, что происходит в современном культурном процессе и из каких имён здесь стоит выбирать. Влад – не художник в буквальном смысле слова (хотя тут со мной поспорят многие из его клиенток), но он друг или хороший знакомый многих из рижских artists, он постоянный посетитель не только выставок, но и концертов экспериментальной музыки или спектаклей, которые привозит в столицу Латвии фестиваль Homo Novus. Он, безусловно, – в теме.


Фото: Дайга Атваре

Как в «Чёрном клюве» появились первые картины?

Сначала Артурс Берзиньш сделал свою выставку здесь, и потом я что-то у него приобрёл. Его работы мне очень понравились, одна у меня теперь дома, а две долго висели в зале. Сейчас они лежат в «запаснике» – когда ничего не выставляется, они возвращаются на своё место. И как-то со временем «процесс пошёл» – появились ещё предложения от художников. У меня самого не было ни такого плана, ни таких идей, ни какой-то специальной политики по этому поводу.

Но со временем вырисовалось ощущение, что бы я хотел здесь видеть. Вот Каспарса Брамбергса я очень давно хотел к себе заполучить. Однако я знал, что у него все работы огромные, просто гигантские, и думал – куда мне сюда что-то такое. Впрочем, он нашёл одну работу, которая для него оказалась сравнительно небольшой по размеру, и вот позавчера эта вещь появилась здесь, в рабочей комнате.

Ты её собираешься приобрести?

Я хочу с ней сначала покоммуницировать, пожить. И тогда, может быть, я начну говорить с автором об этом. Но я знаю, что он из очень серьёзного ценового диапазона.


Артурс Берзиньш. №10. Из серии «Ценское болото»  

Ты обычно приобретаешь что-то напрямую – у художников, а не через галереи?

Напрямую, да. Сам договариваюсь с художниками… Я понимаю, что для галерей – это своего рода…

Удар в спину?

Что-то вроде того, но у нас эта система пока только появляется и оформляется. У нас такие вещи возможны. На Западе зачастую, если художник работает с какой-то галереей, приобрести что-то можно только через неё. Здесь, насколько я слышал, можно в принципе договориться с любым художником. Но я не знаю, как это в действительности происходит у здешних серьёзных коллекционеров. Скажем, ко мне приходит стричься Янис Зузанс. Это, конечно, собиратель искусства совсем иного масштаба. И у меня тут проходила выставка Рейниса Виртманиса. Рейнис – мой друг, и здесь была выставлена целая его большая серия. Он очень хотел показать её именно тут – чтобы это не была стерильная галерейная среда и чтобы это было как будто бы уже в интерьере. Он сказал, что для него это идеальное помещение. Это общественное место, здесь циркулируют люди, но в то же время есть ощущение чего-то частного, приватного. Прошла пара месяцев, и я видел, что Янис, когда бывал у меня, присматривался к этим работам, даже что-то спрашивал. Я в таких случаях, конечно, веду себя максимально нейтрально. Единственное, что я мог сказать про Рейниса, – что это очень-очень интересный и глубокий человек. И, одним словом, Зузанс купил всю эту серию. И мне говорили: «Для тебя как галериста это большой успех!» Но какой я галерист, да и никаких процентов здесь, конечно, не было и не могло быть. Я просто связал двух людей, дал координаты Рейниса, и они договаривались сами. Так же было и с несколькими другими клиентами. И для меня это привилегия – заниматься этим некоммерчески, просто потому, что нравится.


Работы Рейниса Виртманиса на стене Melnais Knābis. 2014 

А что у тебя дома сейчас висит?

Пара работ Рейниса Виртманиса, самая тёмная, самая мрачная из приобретённых картина Артурса Берзиньша – лес ночью, ещё вещь Инги Мелдере. Она подарила мне работу, которая ей самой очень напоминала меня. Кате Кроле тоже мне подарила одну свою картину. И есть ещё одна работа голландца Баса ван дер Боя, у него было выставка в kim?, и нас познакомила тогда Майя Куршева. И очень хорошо у нас пошёл контакт, я даже был пару раз у него в гостях. В последний раз – как раз после того как у него закончилась выставка – это была экспозиция таких своеобразных, вырезанных из картона героев вестернов. После этой выставки он сделал аукцион – с картонным молотком и картонным постаментом. И позвал друзей, знакомых, человек 30, судя по фотографиям. Практически всё было распродано, кроме пары работ. И я одну увидел и говорю: «Она мне так нравится, но я опоздал на аукцион». А он отвечает: «Не проблема, я назову тебе начальную цену, и если тебя устроит...» И мы договорились. Теперь у меня есть эта большая картонная ковбойская голова.


Ковбойская голова от Баса ван дер Боя

Каков средний порядок цен, когда ты что-то приобретаешь?

Эта «маска» стоила порядка 300 евро. Я думаю, что это очень нормально. Я раньше смотрел на цены, которые выставляют на предновогодней «Ярмарке» в Академии художеств, где какие-то курсовые студенческие продают по 1000 и более евро, и думал, что это смешно. При этом понятно, что вещи Иварса Хейнрихсонса, которые мне очень нравятся и на которые я очень хотел бы смотреть, я не потяну. У меня нет таких свободных средств…

То есть это сотни евро, не тысячи…

Это может быть в принципе и тысяча или две, но тогда мне надо договориться, чтобы я мог это выплатить в рассрочку. Свободной тысячи-двух у меня нет, но если бы были и я увидел, что мне что-то нравится, я бы точно их на это потратил. Забыв про счета или какие-то путешествия. А вообще именно путешествия отнимают у меня больше всего средств. Я так и живу – от путешествия до путешествия.


Работы Зане Велдре в Melnais Knābis. Май 2016-го

А среди твоих друзей кто-то ещё собирает работы современных латвийских художников?

Наверное, нет. Есть друг, у которого большая коллекция латышской живописи прошлого века, но есть и пара вещей современных авторов.

Люди менее охотно покупают своих современников, потому что боятся ошибиться?

Смотря какие цели они ставят. Одни выбирают какое-то направление или какой-то определённый период. Другие рассматривают это как вложение. Я сам так не думаю, я в этом плане совершенно эмоционален и исхожу из собственного ощущения. Такие коллекции тоже бывают. Недавно мне очень понравилась коллекция Дэвида Боуи, конечно, я видел её не вживую, на фотографиях. Вообще никто особо не знал, что он коллекционирует искусство. Но когда он умер, его семья решила выставить эти вещи на аукцион, в Sotheby’s, – им было негде их хранить. И вот по каким-то «сердечным чакрам» мне очень понравилось то, что он выбирал для себя. Там очень чувствуется, что это тоже коллекция «без плана», коллекция того, что нравилось ему самому, – там довольно много было экспрессионистов, там был Баския… Я бы очень на многое из того, что у него было, с удовольствием бы сам смотрел каждый день дома.


Во время одного из концертов в «Чёрном клюве». В верхнем ряду справа – Влад Савельев. Фото: Дайга Атваре 

Ты действительно смотришь на имеющиеся у тебя работы по нескольку раз в день?

Да, в гостиной я на них в основном и гляжу. Они для меня полны какого-то символизма. Это визуализация каких-то и моих внутренних ощущений, переживаний. Иногда бывает, что ты видишь и понимаешь – это конкретно из твоих снов, твоего опыта. Но в спальне я бы их не вешал, там у меня реплика иконы Рублёва и всё, больше ничего нет. Может, там и могло бы когда-нибудь появиться что-то очень-очень абстрактное.

А какое вообще у тебя ощущение от современного латвийского искусства? Ты ведь много путешествуешь и видишь, жил в Лондоне, Берлине, есть с чем сравнить.

Я, конечно, не знаток и дилетант в этом вопросе. Но вот уже года два я не могу ходить на «Ярмарку», событие, где выставляются именно молодые художники. Я знаю, что там есть для коллекционеров специальное превью, всё показывают сначала именно для них. Но у меня такое ощущение, что большинство молодых художников сразу в общем-то готовы работать в каком-нибудь дизайнерском или рекламном агентстве. Там нет никакой экспрессии, нет всплеска эмоций, никаких мучений, глубины. Всё декоративно.

Упражнения на тему?

Я видел анонс выставки работ молодых живописцев, которую готовила Инга Штеймане в «Арт-станции Дубулты». И там всё одни девушки… И, конечно, ничего против девушек у меня нет. Та же Айя Зариня или Иева Илтнере – для меня мегафигуры. За Иевой в начале 90-х я чуть ли не ходил следом по улицам. Просто «маньячил». Но вот последние работы её – как будто сразу для дорогих интерьеров... Нет, мне нравятся мучительные, экспрессионистские вещи, крупные мазки, уверенные, сильные.


Работа Рейниса Виртманиса «Без названия» на стене галереи. Теперь она висит на стене гостиной у Влада дома. Фото: Дидзис Гроздс

А Виртманис разве такой?

У него другая глубина. Там много символизма и мистицизма. И я это понимаю ещё и потому, что знаю его как человека, как друга.

Но в современной латышской живописи я бы хотел, наверное, видеть больше мужчин и больше каких-то отчаянных бескомпромиссных романтиков, которые не боятся делать ошибки и выходить за рамки. Пока я вижу очень много «интерьерного», и мне это не очень интересно. Хотя если и говорить об интерьерах – по сравнению с западным обществом здесь почти нет в частных пространствах каких-то объектов, скульптур, 3D, это, наверное, какое-то наследие советских времён и маленьких квартир, когда максимум, что ты мог себе позволить, – повесить что-то на стену. Я говорил с керамистами, и они тоже жалуются, что нет галереи, которая бы представляла такие вещи, не вазы, а более экспериментальные вещи. Видеоинсталляции, кажется, тоже особо не покупают.


Работа скульптора Анды Пойкане у Влада в гостиной 

Но и сам ты больше интересуешься живописью.

Да, это так. Есть, конечно, несколько видеоинсталляций, которые мне очень нравятся, но пока я не знаю, как мне это экспонировать. Меня, скажем, поразила одна работа Гиртса Корпса, и я перед ней провёл, кажется, несколько часов. Смотрел раз за разом, по кругу. И вышел совершенно ошарашенный. Опять во мне появился такой гномик: «Ведь ты же хочешь это!» Да-да, и это, и работы Кате Кроле. Но тут надо иметь возможность как-то с этим обходиться, не просто хранить у себя дома.

И любоваться воскресными вечерами…

Именно.