Реальность внутри реальности
Разговор с литовским арт-дуэтом Pakui Hardware – Угниусом Гелгудой и Нерингой Церняускайте
Жаклин Дейвис
25/02/2015
Pakui Hardware – так называется художественный дуэт Угниуса Гелгуды и Неринги Церняускайте, появившийся в 2014 году, хотя пара сотрудничает с 2012 года. Название для них придумал Алекс Росс. Их сайт сообщает, что в названии Pakui Hardware использовано имя Пакуи: это особый помощник гавайской богини плодородия Хаумеа (дети которой родились из разных частей её расчленённого тела), который мог обогнуть остров Оаху шесть раз за день, как своеобразный местный Гермес. Таким образом, Pakui Hardware – это история о высоких скоростях и товарно-знаковой политике, а также о желании преодолеть ограничения материи. Дуэт интересуется отношениями технологии и экономики. Как технология формирует современную экономику и саму физическую реальность, включая человеческое тело? Что касается скорости технологического развития, то материя здесь становится и помехой, и средством. Эти проблемы анализируются на примерах High Frequency Trading, технологического протезирования и цифровой материальности. Показ нового проекта Pakui Hardware «Lost Heritage» («Потерянное наследие») завершился в Центре современного искусства kim? в Риге 22 февраля, ранее экспозиция была представлена в галерее Jenifer Nails во Франкфурте, в Центре современного искусства в Вильнюсе, в Галерее 321 в Бруклине и New Art Dealers Alliance в Нью-Йорке. Сами художники постоянно работают в Вильнюсе и Нью-Йорке.
Фрагмент экспозиции Pakui Hardware на NADA NEW YORK 2014 (стенд галереи Vartai)
Расскажите подробнее о том, как вы оба стали художниками и потом решили объединиться. Чем вы занимались, когда работали самостоятельно, и что изменилось после того, как вы начали сотрудничать?
Наше сотрудничество началось в 2012 году, когда мы представили наш первый большой проект в Центре современного искусства в Вильнюсе. До этого Угниус был в основном известен как художник, работающий с аудиовизуальными инсталляциями, а Неринга работала куратором и арт-критиком. Начиная с наших первых проектов, мы поняли, что важно создавать в пространстве особые композиции, чтобы зритель мог оказаться внутри некоего события, а не просто продемонстрировать ему несколько разнородных объектов. Впоследствии мы продолжили использовать эту стратегию и продвинулись от фильмов к инсталляциям, объектам и движущейся 3D-графике.
Многие ваши работы фокусируются на разделении на реальное и искусственное. Я имею в виду, в частности, предыдущий проект «The Metaphysics of the Runner» («Метафизика бегуна»), представленный в Центре современного искусства в Вильнюсе. Эта работа акцентировала и деконструировала эстетику, обычно ассоциирующуюся с атлетом, бегуном и тренером и обыгрываемую современными средствами массовой информации. Вас интересует, как технология создает нашу физическую реальность и человеческое тело. Откуда возник такой интерес?
Трудно отследить возникновение такого интереса – информационные потоки постоянно проникают в наше сознание. Но, наверное, это стало следствием жизни в Нью-Йорке, где такая спортивная эстетика является почти императивом и становилась темой исследований уже ряда художников. Наряду с визуальным/эстетическим воздействием мы исследовали такие темы и идеи, как трансгуманизм, оцифрованные предметы, акселерационизм и синтетическая биология. Уже тогда мы выделили специфические черты, которые, казалось, сводили воедино эти различные идеи, такие как отношения между виртуальным или абстрактным (например, алгоритмы или человеческий разум) и материальным – телом, оборудованием, материалом, энергией. Все эти идеи и понятия побуждают пересмотреть, что есть сам человек и каково его место в окружающей среде: действительно ли оно привилегированное? Что нужно сохранить в человеке? Кто принимает такие решения? Как технологии позволяют нам радикально перестраивать себя и природу? Такие вопросы нарушают основные концепции «естественного» и «равновесие» того, что дано (природой), и того, что создано человеком.
После «Метафизики бегуна» мы исследовали эти идеи с разных точек зрения с использованием таких явлений, как High Frequency Trading и синтетическая биология. Однако во всех наших проектах мы анализируем противопоставление реального и искусственного или реального и ещё более реального – в том смысле, что мы пытаемся создать специфический неожиданный поворот, когда определение этого различия становится проблемой. Используя знакомые предметы, интерьеры или дизайн, мы создаем своего рода эффект отчуждённости – вызывая необъяснимое чувство и ощущение искусственности.
Pakui Hardware. «Метафизика бегуна». 2014. Вид экспозиции. Центр современного искусства, Вильнюс, 2014
Каковы ваши взаимоотношения со сферой дизайна и ваше отношение к нему? Ведь все ваши предыдущие выставки очень продуманны и хорошо организованны, какую роль здесь играют компоненты дизайна?
Когда мы работаем над нашими выставками, дизайн инсталляции каждый раз определятся спецификой самого пространства. Например, длинное, узкое и низкое пространство вильнюсского Центра современного искусства подсказало нам идею создания инсталляции своего рода спортивного зала, а помещение во Франкфурте – в галерее Janifer Nails – сделать что-то связанное с торговлей или офисом, что в результате облекло форму «постофиса», или «некогда офиса» с определёнными элементами дизайна, напоминающими главный торговый зал франкфуртской биржи. Мы сознательно сочетаем и смешиваем готовые и созданные вручную предметы, чтобы создать такие сверхъестественные или иногда даже вызывающие раздражение ситуации, когда знакомые предметы и пространство кажутся «обеззвученными» и иногда несколько враждебными.
Пожалуй, стоит отметить, что нам интересен дизайн в более абстрактном смысле – как центральная концепция и стратегия сегодня и в будущем, потому что он соединяет в себе идеи (проекты), контроль и эстетику. Например, синтетическая биология использует термин «designing», когда речь идет о способах создания в будущем синтетических организмов, другими словами – природы.
Pakui Hardware. Shapeshifter, Heartbreaker. 2014. Вид экспозиции. Галерея Jenifer Nails, Франкфурт, 2014
Сейчас интернет – необходимый элемент жизни большинства людей; ваш художественный дуэт выдвигает на передний план положение отдельного человека, которое часто отражает отчуждённость и отстранённость. Мы все подвержены влиянию нашей активности и присутствия в интернете, но мы сами ответственны за то, насколько это влияет на нас. Многие считают вас художниками эпохи «постинтернета». Что вы думаете по поводу такого определения и как бы вы определили себя сами?
пределения обычно даются для удобства институций, кураторов и арт-критиков, за исключением тех случаев, когда художники или художественные группы в своих манифестах сознательно сами себе дают определение. Для нас, как и для большинства художников, которых так классифицировали, определение «постинтернет» слишком узкое, поскольку оно включает в себя в основном интернет и всё, что с ним связано. Так как область наших интересов и нашей деятельности включает гораздо больше взаимосвязей между технологиями (и всем, что им сопутствует – виртуальностью, скоростью, передачей информации и пр.) и материальностью (т.е. телом, оборудованием, материалом, энергией), определение «постинтернет» нам кажется упрощённым. Некоторые художники предпочитают называть себя «акселерационистами», но это слишком амбициозно. Возможно, термин «постцифровой» – более подходящее определение, так как оно включает в себя всё, что может быть оцифровано (включая, например, деятельность мозга) и интегрировано в материю. Pakui Hardware – это определение, которое у нас уже есть, и оно нам нравится.
Угниус Гелгуда и Неринга Церняускайте (Pakui Hardware). Фото: Кристина Мадьяре
Расскажите о самых успешных и самых неудачных (или «провальных») примерах вашей совместной работы. Вы уже усвоили уроки или вдвоём развили навыки большей сосредоточенности или продуктивности во время работы? Какая-нибудь из ваших работ вызывала резонанс как самая привлекательная и безупречная по сравнению с другими – если да, то согласны ли вы с этим?
Когда на часах четыре утра и открытие выставки через три дня, а вы в своей мастерской доводите до совершенства свою работу, которая все ещё не кажется вам «готовой», – именно в такие моменты опыт сотрудничества ставится под сомнение, действительно под сомнение. Но так как такие моменты наступают только во время больших сольных выставок, они не так уж существенно влияют на общую работу. Однако есть и другая сторона производства, которую нельзя считать сотрудничеством, и это работа с производителями и специалистами из разных особых областей. В таких случаях вы зависите от чужого расписания, настроения и чувства ответственности. Эта сторона преподносит «сюрпризы» и убивает клетки мозга. Так как мы обычно создаём инсталляции, которые включают в себя несколько различных элементов, мы всё время вынуждены изучать множество новых вещей – включая, например, садоводство.
Pakui Hardware. Shapeshifter, Heartbreaker. 2014. Вид экспозиции. Галерея Jenifer Nails, Франкфурт, 2014
Как вы считаете, какие другие современные художники оказали влияние на ваше творчество и почему?
Перечисление художников заняло бы слишком много времени в этом разговоре; мы восхищаемся столь многими! Легче перечислить галереи и организации, которые объединили художников с подобными идеям, в том числе галереи и художественные пространства под управлением художников, такие как 47 (Нью-Йорк), Tomorrow (Нью-Йорк), Jenifer Nails (Франкфурт), Future Gallery (Берлин), Grand Century (Нью-Йорк), Kraupa-Tuskany (Берлин), Toves (Копенгаген), New Galerie (Париж/Нью-Йорк), или такие инициативы, как Minibar Artist Space (Стокгольм), Siliqoon (Италия), коллектив художников DIS (Нью-Йорк), или такие институции, как Yale Union (Портленд) или Sculpture Center (Нью-Йорк).
Вы оба – литовцы. Что вы думаете о литовской художественной сцене по сравнению с другими странами Балтии, Европы и остального мира? Как вы думаете, что должно (или не должно) произойти, чтобы художественная сцена стран Балтии прогрессировала?
Арт-сцена Литвы, как и любой другой небольшой страны, имеет тенденцию превращать положение вещей в гегемонию. Трудно говорить о нескольких сценах, когда доминирует только одна, потому что работа других инициатив всегда соотносится с доминирующей сценой/институцией/художественной группой. Но здесь главная причина всё-таки сама численность населения – поэтому и сцена маловата, и «игроков» на ней немного, в отличие от мест, где динамично взаимодействуют сразу несколько одинаково сильных сцен, как в таких мегаполисах, как Лондон или Нью-Йорк. Художественные сообщества в странах Балтии компактные, иногда слишком компактные. Поэтому, кажется, молодым местным художникам очень важно получать образование за пределами своей страны – чтобы получить перспективу на местном и международном уровне. Литве повезло, так как в стране есть несколько сильных институций для продвижения художников как на местном, так и на международном уровне, но Литва всё равно должна быть больше представлена за рубежом. Одно из преимуществ шведской арт-сцены – она предлагает своим художникам отличные возможности участвовать в международном мире искусства.
Относительно «Потерянного наследия» в kim? – как возникла идея этого проекта? Вы довольны результатами этой выставки? Соответствует ли реальное воплощение выставки вашей первоначальной идее? Кажется, эта инсталляция представляет собой дисфункциональные объекты в синтетическом саду – его образуют разные компоненты, которые намеренно не служат по своему назначению. Например, поливалка, которая орашает не зелёную лужайку рядом, а угол бетонного помещения.
«Потерянное наследие» совершенно «естественно» эволюционировало из продолжения нашего исследования цифровых организмов и затем развилось в сторону синтетических организмов и синтетической биологии. В то время, как в проекте «Shapeshifter, Heartbreaker», который мы представляли в галерее Jenifer Nails, мы исследовали экологию алгоритмов, их взаимодействие и связь с человеком, в «Потерянном наследии» мы материализовали наши мысли и фантазии о синтетических биологах и их попытках создать организмы с нуля. Их работа, на наш взгляд, тесно связана с идеями Рэя Брассье о прометеанизме, в которых он ставит под сомнение догматическое понимание «естественного» равновесия объективно данного (например, смерти или болезни) и созданного человеком. Он называет подобное принятие понятия равновесия иррациональным и призывает пересмотреть это понятие. Нам было интересно, какие формы может принять нарушение такого равновесия – или как далеко это может увести.
Важно отметить, что название «Потерянное наследие» – иронично: мы не пытаемся оплакивать что-то потерянное, скорее, мы пересматриваем то, что в первую очередь включает в себя понятие «наследие». Эта инсталляция балансирует между легкомыслием и, снова, чувством чего-то жуткого и сверхъестественного. Это, как вы уже сказали, работает как дисфункциональная садовая лаборатория, подчёркивающая её искусственную природу.
Pakui Hardware. «Потерянное наследие». 2015. Фрагмент экспозиции. Центр современного искусства kim?, Рига, 2015
Считаете ли вы себя футуристами? Кажется ли вам, что ваше искусство должно быть тесно связано с идеями трансгуманизма? Какова роль художников в настоящее время и как будет развиваться ваше искусство?
Мы бы не называли себя футуристами – скорее реалистами, которым нравится размышлять о будущем. Это единственный способ справиться с нашей стремительно изменяющейся средой. Мы в этом, конечно, не одиноки; с таким стремительным развитием технологий и науки мир, кажется, оказался на пороге коренных изменений. Это подталкивает активистов культуры к размышлениям над происходящим. Например, очень важен был ряд встреч и мероприятий, организованных Tripple Canopy в Центре современного искусства P.S.1 (МОМА PS1) в 2013 году под названием «Speculations» («The future is _______» («Размышления» («Будущее – это _______»)), куда пригласили художников, писателей, ученых и междисциплинарных специалистов-практиков, чтобы представить своё видение будущего. Это очень важно для установки теоретических и этических фундаментов будущего – до того, как оно наступит. Что касается наших собственных будущих работ, трудно сказать, как именно они будут выглядеть, но мы продолжим исследовать слияние двух реальностей – виртуальной и физической – и отношения между ними.
Работа многих художников сегодня не является социально-политической ни явно, ни «завуалированно». Какова ваша политическая позиция, если такая (или такие) есть – в отношении взаимосвязи сфер политики и искусства? Вы можете привести примеры, когда вы сознательно проявляли политизированность, чтобы доказать что-то или привлечь внимание к проблеме?
Мы никогда не любили работать с точки зрения политики; легко скатиться до простых представлений о политике или принять политический подход вместо художественного. Между этими двумя понятиями пролегает тонкая грань, и только немногие художники знают, как её не нарушить. В недавнем прошлом политические теории и движения не смогли предложить достаточное количество перспектив или стратегий, особенно учитывая глубокий кризис левых идей. Однако нам интересно наблюдать за развитием так называемого акселерационизма и его нового, более производительного отношения к капитализму. Вместо того, чтобы жаловаться на своё бесправие, его сторонники призывают освоить капиталистическую инфраструктуру и стратегию и внести изменения (и в итоге разрушить капитализм) на глобальном уровне. Таким образом, технология рассматривается как инструмент, дающий власть. Хотя и не открыто, два наших последних проекта – «Shapeshifter, Heartbreaker» и «Потерянное наследие» – отсылают к этим идеям и стратегиям.
Pakui Hardware. Потерянное наследие. 2015. Экспозиция. Центр современного искусства kim?, Рига, 2015
Вы участвовали в нескольких международных выставках и художественных резиденциях – сейчас я имею в виду Швецию. Чем отличаются условия для создания искусства в Скандинавии по сравнению со странами Балтии? Расскажите о проектах, в которых вы участвовали в Скандинавии?
У нас по-прежнему довольно поверхностное понимание реального положения скандинавских художников, хотя кажется, что их финансовое положение лучше по сравнению с положением их коллег в странах Балтии. У художников, как почти везде в мире, должна быть работа, чтобы прокормить себя, хотя скандинавские зарплаты позволяют заниматься своим делом с меньшей отдачей «на сторону». Понятно, что везде, где есть арт-сцена, она сильно зависит от самоорганизации художников; если художники не удовлетворены деятельностью и стратегией местных институтов, они должны изменить ситуацию, создавать альтернативы, а не жаловаться. Для скандинавских художников естественно разочаровываться в ослаблении социалистических позиций и идеалов и возникновении жёсткого неравенства, привнесённого неолиберальным правлением, грустно наблюдать, как позитивные традиции так легко разрушаются. Пока мы жили там в резиденции, мы работали над предстоящими проектами во Франкфурте и в Риге – и над тремя перформативными лекциями, которые провели в Стокгольме и Мальмё. А в свободное время общались с местными художниками и кураторами.
Что вам больше всего нравится или не нравится в профессии художника? Кем бы вы были, если бы не были художниками?
Давайте начнём с положительной стороны: роскошь глубокого изучения идей, предметов и материалов, которые нас интересуют; роскошь жить по собственному расписанию; роскошь не иметь постоянного адреса; восторг от непрерывных встреч с новыми интересными людьми; необъяснимое чувство общности с художниками, которых ты знаешь только виртуально. Недостатки такие же как и у любого работника в сфере культуры: «ненадёжность». Кем бы мы были, не будь мы художниками? Возможно, бегунами на длинные дистанции.
Если бы вы могли завершить творческий проект или работать без помех со стороны реальной жизни, таких как политика, деньги, время или критика, каким бы был этот проект – как вы представляете его развитие?
Это был бы проект длиной в жизнь и он бы включал в себя создание автономной реальности внутри реальности – реальности настолько интегрированной в «реальную», что она бы стала более реальная, чем настоящая. Наподобие истории в (фильме) Synecdoche, NewYork («Синекдоха, Нью-Йорк») или подобно человеку, который называет себя Курт Дж. Мак и в игре «Майнкрафт» пытается добраться до края Вселенной, каждый день проходя вместе с волком виртуальные мили. Создание другой формы реальности, как и его путь, можно считать «путешествием, а не передвижением к пункту назначения».
Pakui Hardware. Потерянное наследие. 2015. Экспозиция. Центр современного искусства kim?, Рига, 2015
