«Свет рождается из тьмы»
Интервью с американским художником и фотографом Роджером Балленом
Айсис Марина Грэхэм
21/05/2014
Роджер Баллен (Roger Ballen) родился в 1950 году в Нью-Йорке и с фотоискусством познакомился в весьма раннем возрасте и из весьма уважаемого источника: его мать работала в известном по всему миру фотоагентстве Magnum Photos. От Эллиота Эрвитта (Elliot Erwitt), Анри Картье-Брессона (Henri Cartier-Bresson), Андре Кертеша (André Kertész) и Пола Стренда (Paul Strand) Баллен почерпнул знания о природе фотографии, но одновременно он обратился к исследованию природы нашей планеты и в 1982 году получил степень доктора геологических наук. Вскоре после этого Баллен переехал жить в Южную Африку и почти 30 лет работал параллельно геологом и фотографом. И только примерно пять лет назад он решил, что в дальнейшем будет заниматься исключительно фотографией.
Баллен создаёт действительно мастерские работы, и в мире их давно заметили и оценили по достоинству. Только в этом году у него уже было 12 персональных выставок в разных концах света; работы Баллена включены в десятки постоянных музейных экспозиций, в том числе – в нью-йоркском MoMA, парижском Центре Помпиду, лондонском Tate Britain, гётеборгском Хассельблад-центре и хумлебекской Луизиане. Роджер Баллен опубликовал 12 книг, он создаёт site-specific, т.е. предназначенные для определённого места инсталляции, и работает также в области кино и видео. Его музыкальное видео I Fink U Freeky, возникшее как результат сотрудничества с культовой группой Die Antwoord, в YouTube собрало более 45 миллионов просмотров. Изысканно проработанная и многослойная эстетика работ Баллена погружает нас в глубины человеческой психики, открывая такие закоулки сознания, которые для многих так и остаются неизведанными.
Ретроспектива Баллена «Театр абсурда» (Theatre of the Absurd) в стокгольмском фотомузее Fotografiska приглашает зрителей погостить в уникальной вселенной художника, заполненной фотографиями, скульптурами, фильмами и инсталляциями. На выставке представлены более 100 фотографий Баллена, возникших в период с 70-х годов по наши дни, включая многие, выставляемые публично впервые. Специально для этого случая была создана также инсталляция из рисунков и объектов, собранных именно для Fotografiska. Выставка открыта до 7 июня.
Господин Баллен, не могли бы вы вкратце познакомить нас с собой и своими работами?
Роджер Баллен: Начнём с того, что я более 50 лет занимаюсь фотографией, мне 64 года и я живу в Йоханнесбурге. Я только что закончил новую книгу, которая называется «Убежище для птиц» (Asylum of the Birds), и новое видео; оно носит то же название. Я работал над множеством книг и выставок. И остаюсь верен чёрно-белой фотографии. Для всех своих циклов фотографий, возникших начиная с 1982 года, я использовал один и тот же фотоаппарат, Roloflex с чёрно-белой плёнкой. Сейчас у меня в стокгольмском фотомузее Fotografiska открыта очень интересная выставка «Театр абсурда» (Theatre of the Absurd). По-моему, она обращена к одному аспекту моих фотографий, который до сих пор был недостаточно оценён, поэтому я чрезвычайно рад тому, что эта выставка состоялась.
Значит, вы удовлетворены этой выставкой?
Да, мне кажется, она отлично смотрится. Я очень, очень доволен. Мне было интересно создавать выставку на эту тему – придумывать все эти инсталляции, а также готовить видео. По моему мнению, это – выставка очень широкого спектра, обращённая к определённым аспектам моего искусства и моей эстетики.
В чём же новизна экспозиции?
До этого выставки не представляли мои работы как совершенный абсурд. Элемент абсурда не был в центре внимания. Однако в моих фотографиях всегда присутствовал юмор, а абсурд – один из аспектов юмора. До этого ни одна выставка такого масштаба не посвящала этому серьёзное внимание, и именно поэтому проект отличается от других.
Значит, экспозиция подчёркивает именно юмор на ваших фотографиях? Как это, по-вашему, сочетается с той «тёмной стороной», которая проявляется во многих ваших работах?
Юмор не обязательно означает, что тут нет тёмной стороны, в свою очередь, абсурд не обязательно означает юмор. Иногда абсурд может быть совершенно противоположен юмору. Абсурд сам по себе может быть комичным, но может быть и трагичным. Это может быть знаком глубокого… какое было бы подходящее слово? Отречения, глубокой резигнации.
Фильм Роджера Баллена «Убежище для птиц»
И в финале фильма «Убежище для птиц» вы говорите, что «свет рождается из тьмы».
Знаете, если вы находите в себе вещи, которые до этого не исследовали, места, в которых вы ещё не были, или, как вы говорите, свою тёмную сторону – если вы всё это находите в себе и идентифицируетесь с этим, углубляетесь в это и прорабатываете такие вещи в себе, то, по-моему, вы обретёте гораздо больше гармонии, чем в противоположном случае.
В фильме вы также говорите, что ваши фотографии – это «зеркала, отражатели, соединители», бросающие вызов уму. Какова, по-вашему, типичная реакция людей на ваши работы? Кажутся ли они им вызывающими?
Мне кажется, что есть люди, которым мои работы кажутся мрачными, и это потому, что они до конца не познали самих себя. Эти снимки их пугают, т.к. они не пытаются по-настоящему понять себя. Это, впрочем, только моя интерпретация – я не могу знать, как именно чувствуют себя другие люди, я не могу никому влезть в голову. Но я сказал бы, что некоторым мои фотографии кажутся хмурыми, некоторым – мрачными, некоторым – юмористичными, а другим это помогает прийти к какому-то пониманию. И поэтому мне кажется, что в этих фотографиях есть вещи, которые можно рассматривать на разных уровнях. И это важно понимать. Это – не снимки в одном измерении, и так же как фотографии могут в своём смысле существовать в нескольких измерениях, так и реакция на них может возникнуть в нескольких измерениях.
Роджер Баллен
Вы поясняете: «В фотографиях прорастают архетипичные символы из более глубоких слоёв подсознания человека». Это и было движущей силой в течение всей вашей карьеры?
Думаю, что так и есть, потому что у моих фотографий уже с мальчишеских лет есть определённая психологическая грань. Да, можно сказать, что в их основе всегда находятся психологические отношения. Это всю жизнь было моей природой – шла ли речь о моих поисках в детстве, или о поисках архетипов в моих мечтах или в физическом мире, или о высказываниях на художественном языке. Мне кажется – если ты работаешь со своей природой, с тем, чем ты сам являешься, и чувствуешь себя непринуждённо, то всё обычно удаётся намного лучше, чем тогда, когда ты обращаешься к вещам, которые совершенно «не твои».
Вы в свои фотографии, инсталляции и фильмы включаете также разгообразные дополнительные элементы, такие, как живопись, рисунки и скульптуры. Когда вы начали работать с этими элементами и считаете ли вы их все частью своей художественной практики или же все они сориентированы только на определённый конечный результат?
Рисунки, линии и скульптурные инсталляции я использую уже длительное время. Всё начиналось с рисунков, когда я приходил к людям домой. Дети или взрослые сами писали или рисовали на стенах, и я начал фотографировать людей, ставя их на фоне этих рисунков. Это было началом. Но и до этого я уже работал со всевозможными пятнами, трещинами, проводами и всем прочим, что можно найти на стенах, но, работая в домах людей, я начал искать и развивать пути того, как интегрировать передний план в фон; фоном в этом случае были бы различные дефекты стены, рисунки и тому подобные вещи. Из этого родилась идея, и я с ней работал примерно 15 или 20 лет – фотографируя дома как таковые. И тогда, в начале 2003 года, я начал просить людей нарисовать что-нибудь – или же рисовал сам. В их рисунки я включал и свои, и со временем это потихоньку становилось очень важной составной частью моей работы. Так уж получилось, что всё происходило с течением времени и шаг за шагом; это начиналось частично как некий документальный элемент, но теперь стало скорее эстетическим фактором.
Вы раньше разъясняли, что фотографии ловят «реальное» или то, что существует вне нас, а рисунки и инсталляции – скорее проекции вашего ума.
Да, правильно. Но рисунки ведь тоже существуют вне меня, так же как разбитая бутылка существует вне меня. Это – вещи, которые можно пытаться понять, рассмотреть и с этим взаимодействовать, точно так же как и со всем прочим, что видно на фотографиях. Вы правы в том, что эти вещи пришли из моего сознания, однако иногда это бывают и рисунки других людей – например, граффити. Есть ли какая-то разница между фотографиями, в которых я нашёл уже готовые рисунки в форме граффити, и теми, которые я нарисовал сам? Вы бы не отличили одни от других. Это – какая-то вещь, существующая в определённом месте, которая затем трансформируется через объектив фотоаппарата и через моё воображение и мой разум преобразуется в какое-то единое целое.
Воспринимаете ли вы людей, которых встречаете, как своего рода соавторов?
…Животные тоже соавторы. В своём роде животные являются соавторами в ещё большей степени, чем люди. Да, каждый делает определённый вклад, но в конце концов всё-таки я – организатор всего этого, я – режиссёр. Я тот человек, который собирает вместе все эти дискретные аспекты и пытается создать из них единую фотографию. Эти изображения довольно сложны по структуре.
Вам необходим во взаимоотношениях с героями ваших фотографий сильный элемент доверия и взаимного понимания. Как вы находите и создаёте эту связь?
В этой среде я работаю уже 30 лет. Да, с людьми это так – надо понимать друг друга. С ними надо создавать контакт. Они должны чувствовать себя непринуждённо. На этой улице должно быть двустороннее движение. Они должны чувствовать, что и им от всего этого есть какая-то польза. Такие места, как, например, дом «Убежища для птиц», потенциально опасны. Там много душевно неуравновешенных людей, много преступников; там происходит много насилия. В ситуации, когда одновременно имеешь дело с дорогой фотоаппаратурой и с разными людьми, привыкшими решать проблемы путём насилия, надо находить с ними какое-то реальное понимание; иначе всё закончится тем, что вы останетесь без инвентаря и вдобавок вас самих изобьют, а может даже и убьют. Просто так обстоят дела в этих местах.
Кадры с выставки Роджера Баллена в стокгольмском музее Fotografiska, 2014
Не кажется ли вам, что ваш опыт углубления в самые тёмные уголки человеческой психики помог вам сохранять равновесие в таких опасных ситуациях?
Мне кажется, с годами у меня образовалось интуитивное понимание того, как надо работать с людьми – особенно такого уровня. Я знаю и хорошо чувствую, что может выбить человека из равновесия и что позволит более или менее стабилизировать ситуацию. Кажется, это относится к «человеческому состоянию» (human condition), но в какой-то степени это также понимание того, как люди могут реагировать в таких ситуациях, и с какого типа людьми я имею дело. И не только с людьми. В таких местах надо понимать и внутреннюю динамику всей группы; это означает, что надо понимать, как функционируют человеческие группы, и самому надо быть способным работать в этих рамках.
Кажется, что на ваших фотографиях присутствие людей становится всё более незначительным, всё больше стали доминировать животные. Почему произошла такая перемена?
До 2002–2003 года я самым непосредственным образом фотографировал людей. Так я проработал более 30 лет. И я постепенно стал понимать, что на моих фотографиях всегда присутствуют и другие очень важные аспекты. Однако пока на изображении доминирующую роль играет лицо, эти другие аспекты не могут выразиться так же наглядно. Мне показалось, что важно в своей работе помимо портретов обратиться и к другой эстетике, и так это и произошло.
Роджер Баллен. Эжен за телефоном. 2000
А как портретные фотографии и эти другие элементы выразились в вашем сотрудничестве с группой Die Antwoord?
Это было видео. Я создавал инсталляции, и в их основе были мои фотографии. И ещё была важна интеграция музыки и песни с действием. Здесь мы имеем дело с совершенно другим медиа. Так же как моя инсталляция в музее – это пространство в трёх измерениях. Это не чёрно-белое пространство в двух измерениях. Нельзя сказать, что вы сравниваете яблоко с яблоком.
I Fink U Freeky. Die Antwoord
В чём вы видите главное различие между фильмом и фотографией, или между подвижными изображениями и фотографией?
Фотография ловит мгновение – абсолютное мгновение. Мои фотографии молниеносны. Вы не успеете и глазом моргнуть, а кадр уже пойман. Здесь мы имеем дело с реальностью микросекунд. И в эту микросекунду вам надо постараться создать готовую реальность. Напротив, в видеофильме, музыкальном видео или в фильме это – процесс, протекающий в определённый период времени. Это – медиа, которое в намного большей степени опирается на нарратив. Фотография также в своём роде является посланием, однако не так ясно определяемым. У неё нет никакого начала, середины или заключения.
I Fink U Freeky. Die Antwoord
Какова была работа над «Убежищем для птиц»? Считаете ли вы фильм элементом художественного проекта или же скорее посвящённым его закулисью (behind-the-scenes) документальным сюжетом?
Фильм был именно и исключительно художественным проектом, но одновременно мне хотелось, чтобы люди получили какое-то понятие о том, каков процесс моей работы и чем я вообще занимаюсь. Застывшим кадром это показать невозможно – так это просто не работает. Мне кажется, что сам фильм – художественная работа. Это не о том, что фильм просто должен увековечить работу Роджера Баллена. Там намного больше материала для раздумий.
А то, насколько свободно чувствует себя человек, меняется в зависимости от того, снимаете вы фильм или фотографируете?
Людей, с которыми я работаю, обычно так уж особо не интересует, что я делаю. Им просто нравится быть в моём обществе. В Швеции или в Америке это проявляется по-другому, чем в Африке. Где искусство и различные творческие проявления не являются составной частью человеческой жизни. Тамошние люди в сущности не придают значения таким вещам. Искусство и фотография им в общем ничего не говорят. Так же успешно я мог бы пробовать получить представление о какой-то области, с которой у меня нет ни малейшей связи – скажем, у меня нет никакого понятия, чем занимается биоинженер. Я мог бы сидеть и смотреть, что он там делает, и, может быть, мне это даже показалось бы интересным. Но скорее всего – нет.
Cейчас вы в Южной Африке основали Фонд Роджера Баллена, целью которого является популяризация фотографии в этой стране.
Да. Фонд работает уже где-то шесть или семь лет. Мы устраиваем выставки и курсы. В сущности, целью деятельности фонда является познакомить людей в этой части света с тем, что такое фотография, чего с её помощью можно достичь и насколько далеко с её помощью можно попасть. Просто давать образование людям, чтобы они лучше понимали, какова сущность фотографии.
Вы удовлетворены тем, как воспринимается деятельность вашего фонда?
Да, к ней относятся с большим энтузиазмом. Но, как и всегда в этом мире, если речь идёт об искусстве – большая часть общества воспринимает его место в самом низу списка приоритетов большинства. Это не та вещь, которой люди уделяют много внимания. Поэтому нелегко достичь того, чтобы люди воспринимали искусство как важную составную часть своего стиля жизни. Это действительно так. Сравните открытие выставки в музее Fotografiska с важным футбольным матчем между Швецией и Данией – и вы поймёте разницу.
Les hammering into wall. 2000
Вам очень повезло в том, что с искусством и фотографией вы познакомились ещё в детстве – ведь ваша мать работала в нью-йоркском фотоагентстве Magnum Photos.
Определённо! До момента, когда я в первый раз серьёзно взял в руки фотоаппарат, я уже встретил таких людей, как Андре Кертеш и Анри Картье-Брессон, и дом у меня был полон книжек о фотографии. До 18 лет я уже успел сделать несколько прекрасных фотографий. Я был готов к этому. Никогда не ходил ни на какие курсы, и моя степень доктора тоже не по фотоискусству.
У вас степень по геологии, не так ли? И вы сравнительно долгое время поработали геологом.
Да, я этим перестал заниматься только последние пять или шесть лет. А до этого 30 лет я занимался и фотографией, и геологией. Я был «самозанятым», и это было очень важно – мне самому принадлежал свой бизнес, и я мог выкроить время и для фотографии. Мне удалось найти правильное равновесие между этими занятиями. Так же как и для большинства людей, фотографирование для меня было любимой работой, хобби. В противном случае мои фотографии сегодня не были бы такими, какие они есть. Я люблю геологию. Мне повезло найти профессию, которая мне действительно нравилась и одновременно позволяла продолжать заниматься и фотографией. Недавно в Техасе я разговаривал со студентами. Я им говорю – если они хотят стать фотохудожниками, то тогда самое важное – найти себе вторую профессию.
Head between legs. 2000
С этим я соглашусь, определённо.
Определённо, да. Это – тяжёлый бизнес, и становится всё труднее. Мне на днях рассказали, что в Швеции каждый день снимаются два миллиарда фотографий. Людям становится почти невозможно выбиться на самый верх. Рынок переполнен. Это очень сложная профессия.
Что вы думаете об этом половодье снимков кругом и о нынешней позиции, что «мы все – фотографы»?
Это – проблема, т.к. этот бизнес субъективен и рынок переполнен. Трудно, ибо фотографий так много. Людям трудно получить ясность, что хорошо и что – плохо. Хорош иногда тот, у кого есть коммерческий успех, но нет эстетической ценности – однако что там можно сказать... Когда я рос, была горсточка выдающихся фотографов и горсточка людей, которые серьёзно занимались этим делом, – и это было всё. Мне посчастливилось, что я попал туда, где я нахожусь сегодня. Наверное, благодаря тому, что я занимаюсь этим так долго, и мои фотографии своеобразны – у меня получилась уникальная карьера. Поэтому мне кажется, что, к чему бы я ни обратился в будущем, у этого будет какая-то ценность – именно потому, что я прошёл через все эти перемены, занимаясь своей профессией столь долгие годы и относясь очень серьёзно ко всему, что я делаю. Я в своей учёбе шёл по более трудному пути, а не тупил у компьютера, пытаясь выудить из воздуха то, что является сущностью жизни.
Вы как-то различаете, что означает быть фотографом и художником?
Это опять один из самых трудных вопросов. Может быть, фотограф – это любой человек с фотоаппаратом. И именно поэтому в Швеции и Йоханнесбурге есть бесчисленное количество людей с карандашом и бумагой, которые рисуют цветок и называют себя художниками. Вопрос – что вы понимаете под определением «художник»? Проблема в том, что настоящее место для слова «художник» – в мусорном ящике. Оно ничего не означает. Серьёзно – ничего. Разве человек, который нарисовал цветок, повесил его у своей кровати и называет себя художником, выражает себя глубже и истиннее, чем другой, который щёлкает снимки и называет себя фотографом? Всё это одно большое недоразумение – это слово ничего не означает. Для своих нужд я могу его определить, но как социальное понятие, которое используется в определённом контексте по всему миру, оно стало бессмысленным.
Demeneted. 2012
Происходили ли в какой-то момент в вас самом или в том, как вы себя определяете в контексте своих фотографий, какие-то изменения?
С 1996 или с 1997 года я начал воспринимать себя как фотохудожника. Я стремился больше вникать в ситуацию. Начал выражаться сложнее, глубже и оригинальнее, а не просто увековечивать людей, документируя то, как они живут в среде той или иной культуры. Да, можно было бы сказать, что примерно в 1996 году я начал думать о себе как о фотохудожнике, а не просто фотографе, и мне самому это различие было совершенно понятно.
У вас в этом году было уже несколько ретроспектив, считая выставку в стокгольмском Fotografiska. Что вы чувствовали, оглядываясь на свою карьеру фотографа?
Это очень позитивные ощущения. Для меня очень много значит уже одно то, что я мог заниматься этим так долго. Помимо этого то, что люди всё больше интересуются тем, что я сделал, и что они тем или иным способом способны идентифицироваться с моей работой. Никто не выходит с выставки, говоря: «Я там не увидел ничего, я ничего не почувствовал – чем этот тип вообще занимается?» Так никто не говорит. Значит, можно сказать, что фотографии так или иначе, но остаются в голове у людей, и это чудесно. Для меня большое удовлетворение видеть вместе эти возникшие за многие годы фотографии, которые в каком-то смысле отражают мою жизнь. Я лично не могу себе вообразить, что я мог бы сделать это лучше, и мне кажется, что это – одно из преимуществ работы художника – то, что можно выкристаллизовать, зафиксировать какую-то свою идентичность в конкретных пунктах временного отсчёта. Это, может быть, лучшее, что возможно для человека.
Sickroom. 2000
Многие из ваших проектов закрывались или достигли своей кульминации, когда выходила книга...
Да, конечным результатом, на который ориентирована моя работа, всегда является книга. Так я работал последние 40 лет. Моей целью всегда было издать свою работу в книге. Когда я заканчивал одну, сразу же обращался к следующей. В моём понимании книга – это что-то, что остаётся на более длительный срок. По счастью, у выставки Fotografiska есть каталог, и очень хороший – действительно отлично проработанный. И для меня это чрезвычайно важно. Это то, что останется, когда выставки больше не будет. Когда её закроют, останутся только воспоминания – и ещё этот каталог. Это здорово.
Вы говорили, что в центре вашего внимания – чёрно-белая фотография. Что в этой эстетике вас так вдохновляет?
Ничего другого я никогда не делал. Мою работу нельзя отделить от факта, что она чёрно-белая. Мне нравится, что чёрно-белая фотография очень чистая, очень точная и очень минималистичная. У неё нет претензий на увековечивание реальности. Она такая, какая есть. Я принадлежу к последнему поколению, которое выросло с чёрно-белой фотографией. Я с ней делал вещи, которые, возможно, никто другой и не пробовал, и это доставляет мне большое удовлетворение. Я всё ещё по-прежнему люблю чёрно-белую фотографию и не ощущаю никакой нужды обратиться к чему-то другому. Мне и так хорошо, и я доволен тем, как работаю. Мне не нужно метаться – сегодня одно, завтра – что-то другое; опять другой фотоаппарат, другой чип, другая фотобумага. Я концентрируюсь на чём-то одном и стараюсь совершенствоваться.
Вы сами проявляете свои фотографии
Да, я это делаю. Мне вместе с ещё одним человеком принадлежит коммерческая фотолаборатория, занимающаяся проявлением негативов. Я отсканировал негативы «Убежища для птиц» и в первый раз продал цифровые изображения. Мне кажется, что цифровая фотография не стоит на месте, она продолжает совершенствоваться и достигла пограничной точки – ситуации, когда во многих случаях, возможно, можно достичь лучших результатов с цифровыми фотоаппаратами и фотобумагой, чем с фотоплёнкой и серебряной бумагой. Но в конце концов нет никакого значения у того, что ты делаешь или как ты это делаешь. Важно, что внутри снимка – что ты там сделал. Обо всём остальном можно забыть. Другим так или иначе невозможно понять, что я там реально делаю, как получается образ. И это хорошо, я совсем не хочу, чтобы было по-другому. Единственное, что имеет значение, это конечный результат.
Роджер Баллен, 2013
Теперь, когда «Убежище для птиц» появилось в виде книги, вы признаёте, что проект окончен?
Да, конечно.
Вы в данный момент работаете ещё над чем-нибудь?
Да, я работаю над циклом, в котором использую стекло с нарисованным изображением. Не помню, есть ли какая-то из этих работ в данный момент на выставке Fotografiska. Кажется, что нет, но среди них есть некоторые очень сильные фотографии с призрачным образным рядом. Над этим циклом я работаю приблизительно 8 лет. Я продолжаю также проект «Убежища для птиц» с разного рода животными; я обратился к этому уже больше года назад и доволен результатами. У меня есть ощущение, что я двигаюсь вперёд, а это всегда важно.
