Foto

Дмитрий Гутов. Разлетающаяся музыка

Arterritory.com

Arterritory.com
01/05/2014

Почти два года назад в атриуме художественного музея «Рижская биржа» под стеклянным потолком взмыла вверх разъятая «Гондола» Дмитрия Гутова. Теперь работа получила неожиданное продолжение – аудиоинсталляцию «Фуга. Приступ двигательной активности с помутнением сознания и нарушением памяти». Она была представлена в Риге в рамках второго Фестиваля искусств TÊTE-À-TÊTE Фонда Бориса и Инары Тетеревых. За пару часов до её первого публичного воспроизведения мы поговорили с Дмитрием Гутовым о том, что он сделал с пятью произведениями классической музыки и почему это нельзя называть постмодернизмом.

Как появилась идея аудиодополнения «Гондолы»?

Я с некоторым ужасом думаю об этой работе, потому что в первый раз решил заняться музыкой, не имея никакого специального образования, слуха, памяти и всего остального. Может, это и моя сильная часть, учитывая требования современного искусства. У меня был приятель, который говорил про художников – если ты умеешь натянуть подрамник на холст, ты уже не художник. В этом смысле, может быть, это и преимущество, что у меня так всё сложилось.

Я взял пять классических музыкальных произведений и поступил с ними как с гондолой. Идея была в том, чтобы человек находился внутри некоего разлетающегося, взорванного пространства с большим количеством пустот. Получилась 21 минута 13 секунд вот такого произведения из пяти частей. Полное название ««Фуга. Приступ двигательной активности с помутнением сознания и нарушением памяти».

Это звуковой аналог визуального образа. Нечто классическое, нечто прекрасное, что на твоих глазах начинает рассыпаться. Ты ещё можешь ухватить, очень-очень напрягшись, целое. Но ты видишь, как это дематериализуется на глазах, увеличиваются пустоты, и осколки парят как в невесомости.

Это была сложная чисто техническая работа. Я брал визуальное изображение музыки, её частотный график, очень сильно увеличивал, каждая нота была огромного размера, я резал и создавал свой ритм, даже скорее визуальный, чем звуковой. Потом по звуку проверял и уже координировал. Т.е. всё было вручную разрезано, склеено и отшлифовано.

Это будет звучать в атриуме музея постоянно?

Произведение длится, как я уже сказал, 21 минуту 13 секунд, и раз в час, т.е. ровно в начале часа, оно будет играть. Дальше 40 минут тишины.

Дело в том, что я помешан на классической музыке, всё время её слушаю, ещё на концерты умудряюсь иногда ходить, поэтому мне было очень интересно сюда подобраться, попробовать самому что-то сделать.

Это ваша первая работа со звуком в чистом виде?

У меня были, конечно, аудиоинсталляции, как у любого современного художника. Но они были со словом, я работал с языком. С музыкой – да, не было. Когда я начинал, я был просто в истерике. У тебя стоит срок, когда это должно быть готово. А у тебя просто ничего не выходит, какой-то мусор, и что тут людям показывать… Причём на этой территории нет же дураков. И если ты ошибся… Меня это даже поражает. Несколько дней назад в Москве в Большом манеже открылась гигантская выставка Питера Гринуэя «Золотой век русского авангарда». Я захожу туда… Господи, что это такое?! Как всё это плохо! Полная, в переводе на мягкий язык, лажа. И дальше (я слышал, как люди это обсуждали) все 100% профессионалов дали одно и то же определение тому, что он сделал. Т.е. это показывает, что есть некоторые объективные критерии и на этой территории ты никого не можешь обмануть.

У дилетантов, у людей немножко со стороны есть представление, что вот это же всё равно мусор, этот камень, положил так, положил этак… Что есть магия имени, что ты можешь просто плюнуть и проканает. На самом деле, будь ты хоть Гринуэй, не проканывает ничего. Работа должна отвечать некоторым объективным критериям, и халтура не проходит.

Когда вы сами прослушали готовую вещь целиком, какие были ощущения?

Есть такой анекдот про старый советский оборонный завод, который хотели перепрофилировать, когда была конверсия, на производство стиральных машин. «Делаем-делаем стиральную машину, на выходе всё равно танк получается!» Тут можно сказать, что если ты делаешь современную музыку, у тебя на выходе получается Кейдж. Но я надеюсь, что у меня смысл прямо противоположный, что речь там идёт про классическую музыку. И вот эти фрагменты, кусочки, которые остаются от неё, должны по моей логике восприниматься более остро.

Был такой старый советский учебник и там была картинка «Посмотрите, что варвары тащат из обломков Рима». Естественно им не нужны ни свитки Сенеки, ни памятники, а всякое барахло. Так вот я себя чувствовал как варвар, который оказался в этой ситуации, но ему нужно то, что вот вокруг валяется ценного из искусства. Голова Венеры… что-то такое.

Эта разъятая структура позволяет каждый отдельный кусочек переживать полнее?

Да, как мне сказала одна девушка, с которой я об этом беседовал: «А, ну понятно, это же постмодернизм, все с этим работают, с такой белибердой». Но т.к. слово «постмодернизм» и всё что за ним стояло, я ненавидел с того времени, когда оно появилось более 20 лет тому назад, то я надеюсь, что внутри всего этого можно добиться какого-то абсолютно противоположного смысла.