Сергей Свешников: фотография как офорт
Екатерина Викулина
22/10/2012
18-го октября не стало известного петербургского фотографа Сергея Свешникова, прожившего всего полвека с небольшим, но успевшего войти в число наиболее ярких фотомастеров своей эпохи. Он родился в 1959 году в Ленинграде. С 1978 по 1981 год работал звукотехником в студии звукозаписи Театрального института. В 1982 году Свешников устроился в Горжилуправление – снимать работников на доску почета и фиксировать не сбитые вовремя сосульки. В то же время, будучи сам человеком андеграунда, фотографировал себе подобных – ленинградских музыкантов и художников. Спустя годы он создал свою «доску почета», на которой он запечатлел среди прочих художников Александра и Ольгу Флоренских, Владимира Шинкарёва, композитора Сергея Курёхина. Это интервью было взято в 2007 году, когда Сергей еще сотрудничал с «РОСФОТО», где он вел мастер-классы по старинным техникам печати.
Давай начнем с твоей творческой биографии.
Я когда-то картинки маслом рисовал, был хиппи, нигде фактически не работал. Мне сказали, – либо ты садишься в тюрьму за тунеядство, либо идешь на завод или на стройку. Я выбрал последнее, пил с мужиками портвейн, ночевал в вагончиках. В это время я уже фотографировал и познакомился с Борей Смеловым. Это был великий фотограф, царство ему небесное. Я был совершенно ошеломлен, когда увидел его работы. Мы с ним очень подружились. А меня взял в ученики Олег Николаевич Бахарев, тоже известный фотограф. Было всего человек двадцать в городе таких серьезных мастеров. И вот у него подмастерьем я проработал два года, а потом уже сам занимался фотографией. В 1993 году я попал в Шувалово, где была неформальная Академия художников, и так и остался там жить. В Шувалово в конце 70-х годов начали давать художникам мастерские, так как в центре города это было уже невозможно. Тогда это было предместье со старыми деревянными домами, которые пустовали, и там жили бомжи. Со временем образовалось такое сообщество, деревня художников. Сегодня Шувалово стало брендом. Сейчас там уже стали строить особняки, везде стоят будки с охраной, и очарование этого местечка с проселочными дорогами, с одуванчиками и собачками постепенно растворяется, и, скорее всего, мы будем перебираться куда-то подальше. Мой хороший друг уехал в Германию и оставил там мне фотомастерскую, где я развернулся и реализовал много деревенских проектов. Я всегда тесно сотрудничал с «А-Я», а когда возник Центр фотографии, стал очень плодотворно сотрудничать с ним. Они устроили несколько моих персональных выставок в разных местах, а теперь я сотрудник центра и очень этим доволен.
Как ты вышел на старинные техники печати? Тебе передали опыт твои учителя?
Нет. Это занятная история. Мне как-то подарили книжку, которая была выпущена в 1899 году. Она называлась «Евгений Онегин» и была приурочена к 100-летию со дня рождения Пушкина. И там были иллюстрации, выполненные в технике фототипии и раскрашенные девицами Смольного института. Всего их было 200 штук, у меня был какой-то 156-й экземпляр. Я когда это увидел, пошел в Публичную библиотеку, стал рыться во всей этой рецептуре. Но рецептура оказалось делом десятым, потому что я потом полгода возился, и у меня ничего не получалось. Это был год 84-й. С тех пор я этим занимаюсь, но делаю это эпизодически, переключаясь на что-то другое, на черно-белую фотографию, на «цифру».
Сейчас можно наблюдать интерес к старинным техникам печати.
В Питере люди занимаются этим с того же времени, что и я. Им всем уже за сорок. Вот Женя Смирнов – молодой автор. Интерес появился у дизайнеров, занимающихся оформлением дорогих квартир. Это воспринимается как такая диковинка. Скорее есть интерес художников к этим техникам. Фотография – это что-то вроде малярной кисти, – можно потолок покрасить, можно нарисовать шикарную картину, а можно испортить стенку. С фотографией то же самое – можно снимать всякие застолья с помощью цифровой мыльницы, а можно заниматься пигментным способом печати – и это тоже фотография. За словом «фотография» таится куча всего. Для меня это что-то из графики – есть офорт, а есть фотография. И меня, кстати, именно этим в свое время поразил Смелов, потому что его снимки – графические работы. Когда я увидел их, понял, чем нужно заниматься. Все остальные сферы меня мало интересуют. Я пробовал заниматься репортажем, но это мне оказалось совершенно неинтересно, потому что это разъезды, обязательства перед людьми. Меня интересует возможность тихо сидеть в лаборатории.
Расскажи подробнее о своих творческих проектах. Чем ты занимаешься? Что тебе интересно?
Мне интересно снимать портреты людей, пейзажи. Людей я, как правило, снимаю на узкий формат, пейзажи – на средний. У меня старый «Лингоф» 30-х годов. Как-то у меня сгорела мастерская, и когда я туда приехал, я был ошеломлен: до какой степени выглядят красиво все эти обугленные вещи. Одна серия так и называется – «Энтропия». И я вместо того, чтобы делать ремонт, полтора месяца занимался съёмкой, фотографировал на большой формат, на 13 х 18, там всё-всё видно, а потом я их точечками фломастера разукрасил, и здесь в Питере была большая выставка. А сейчас я набрал много фрагментов растений, очень хочется поснимать их зимою. Я очень люблю снимать на инфракрасную пленку. У меня есть серия про Питер, где черное небо, белые деревья. Недавно я сделал серию про Выборг и парк Монрепо. Это всё без людей, их там нет. Есть серия про кусты, которую я снимал на советскую пленку двадцатипятилетней давности. Когда её проявляешь, появляется брак, состоящий из множества белых и черных точек, на которые наслаивается изображение и получается винтаж. Мне в жизни не приходилось интересоваться кустами, а тут я увидел куст как какой-то художественный объект. Тут главное увидеть, а когда увидел, начинаешь ходить и рассматривать эти кусты и думать, при каком освещении их лучше снять. Потом у меня есть серия про мужчин с часами. Я очень люблю снимать около окошка. Это даёт боковой свет, довольно жёсткую полутень, которая скрадывает невыявившиеся детали. Я снимал немолодых мужчин, делал поясные портреты. Одна из проблем в фотографии – куча лишней информации, а когда ты снимаешь при контровом свете, то эти ненужные детали скрадываются. Вообще есть несколько приёмов: можно снимать длинным фокусом, тогда образуется какая-то нерезкость, можно снимать широким, помещая главный объект в центр кадра и вблизи, тогда все остальное не так заметно. Замечательный фотограф Фрэнк Дитури сознательно и умело пользуется нерезкостью. Он снимает на открытой дыре и парадоксальным образом помещает объект, который находится на переднем плане, в зону нерезкости. Он работает с очень чувствительной пленкой, специальным образом ее обрабатывает, так что получается очень сильное зерно, и это зерно совершенно изумительно выглядит, это настоящие графические листы. Человек осознанно этим пользуется, употребляет различные фильтры для того, чтобы затемнить небо, например, красный дом сделать светлым или наоборот.
Ты пытаешься придать фотографии графический акцент?
Да, конечно. Для меня фотоаппарат – это то же самое, что офортный станок. Хорошую фотографию можно сделать где угодно. Хоть здесь и сейчас. Один из моих самых любимых фотографов – Йозеф Судек, у которого был полный бардак в мастерской. Есть знаменитая его фотография, где он на корточках сидит рядом с табуреточкой, что-то ретуширует, а вокруг куча бумаг, книг, огрызки, немытые тарелки. Судек создал знаменитую свою серию, которая называется «Лабиринт», вот из этих мятых бумажек. При этом он снимал на широкий формат, со штатива. Он снимал окна своей мастерской с полуистлевшей, полуобвалившейся масляной краской. Если же посмотреть его совершенно удивительные виды Праги, то понятно, что он осознанно работал, а не щёлкал направо и налево. 
Как ты относишься к компьютерной обработке, к Фотошопу?
Фотошоп же не с неба свалился. Это была издательская программа по обработке всяких иллюстраций. Все идеи, которые там есть, взяты из литографских книг, у старинных технологий, которые были известны с древних времен. Это удобно в том плане, что не с краской возишься, не пахнет скипидаром вокруг тебя.
Фотошоп является прекрасным инструментом в зависимости от того, как им пользоваться. Надо уметь делать так, чтобы это не было заметно. Нас окружает море снимков, где приемы Фотошопа вылезают на передний план, но это просто смешно, если бы не было так грустно.
Фотошоп – точно такой же инструмент, как и всё остальное. Точно такой же инструмент, как молоток. Можно забить один гвоздь и повесить на него картину, а можно бессмысленно забить сотню гвоздей, при этом разбить себе пальцы в кровь. Просто надо уметь им пользоваться.
Вообще, сейчас много молодых ребят, к сожалению, не у нас, снимающих на средний или большой формат. Они потом сканируют изображение, обрабатывают его в том же Фотошопе, пользуются принтером, потому что не у всех есть возможность сидеть в темной комнате с огромными увеличителями. Но зато здесь решается несколько проблем: проблема качества, потому что фотку можно сразу напечатать размером в метр, а во-вторых, проблема выбора, осознанной работы, когда не тратится впустую куча усилий. Конечно, это не серебряная фотография, хотя многие делают так: выводят изображение не на бумагу, а на пленку, а потом печатают контактным образом желатинно-серебряную фотографию.
Но ты предпочитаешь все равно ручную печать?
Да, конечно. Это же очень увлекательно.
Мир фотографии с появлением цифровых технологий стал другим. Ты остался верен аналоговой фотографии. Как бы ты мог прокомментировать свой выбор?
На самом деле цифровая фотография освободила фотографию от массы несвойственных вещей. Например, глупо сейчас снимать репортаж или рекламу на плёнку, сейчас это только цифра. Приезжаешь на войну, тут же посылаешь по телефону в свою редакцию репортаж – это супер. Я очень люблю возиться с плёнками, но есть масса замечательных цифровых фотографов, которые тем не менее начинали с плёнки. Потому что многие проблемы, связанные с изображением, значительно легче решаются с помощью плёнки.
Плёнка стоит денег, поэтому направо и налево щелкать не будешь. Как правило, молодые ребята не видят изображение, они видят предметы, и даже не предметы, а границы предметов. Они не видят света. Проще научиться снимать большой камерой, раздвижной гармошкой, когда ты видишь перевёрнутое изображение на большом матовом стекле. Ты видишь не реальность в дырочке цифрового аппарата, а уже композицию. Видишь, что вот это ушло в угол, а это располагается по правилам золотого сечения. А когда ты смотришь в видоискатель цифрового аппарата, ты находишься под обаянием реальности и ничего не в состоянии изобразить толкового. 
Когда ты снимаешь на плёнку, то её экономишь, выверяешь каждый кадр, а снимая «цифрой», делаешь много дублей. Не кажется ли тебе, что в цифровой фотографии главное – это отбор снимков из отснятого материала? Снимая на плёнку, ты отбираешь во время съёмки, а в цифровой фотографии – уже после?
Нет, я категорически с этим не согласен, потому что цифровой аппарат, как и аналоговый – это инструмент, что-то вроде молотка. И всё это – психологические проблемы расслабленности нынешнего человека, полной безответственности, то есть человек производит кучу хлама, а потом пытается из этого что-то извлечь. Когда я в студии снимаю серию фотографий, то делаю максимум 50 снимков. Начинающие фотографы делают по 600–800 снимков.
Щелчок фотоаппарата – это уже самый окончательный этап работ. Я бы это сравнил с кинопроцессом. Сперва возникает идея, потом пишется сценарий, потом делаются раскадровки, идут репетиции, потому что на съёмочной площадке уже нет времени, там всё чётко просчитано. В фотографии по сути то же самое, потому что щелчок фотоаппарата – это работа на съёмочной площадке, этому должен предшествовать большой труд по созданию идеи. Когда я делаю серию на пленере, я несколько раз туда выезжаю и смотрю, когда, в какое время и под каким углом светит солнце, записываю. Когда я снимал Монрепо, я знал, что мне нужно оказаться там в два часа, потому что там будет такой свет, а потом опять вернуться и сфотографировать уже с другой точки. Погода нас не балует, выбираешь нормальный день, когда подходящее освещение, и работаешь. В кино потом идет проявка пленки, дубляж, монтаж. В фотографии то же самое – за этим следует работа в темной комнате.
Из серии «Вагоны»
Какими камерами ты снимаешь?
У меня самая любимая – «Лингоф» 9 х 12 с адаптером 6 х 9, потом у меня есть советские старинные камеры, одна 18 х 24, другая 13 х 18. В камеру 18 х 24 заряжается фотобумага, там идет достаточно длинная экспозиция, минут десять, а потом снимок обрабатывается как чёрно-белый слайд, и в итоге получается перевернутое зеркальное изображение в одном-единственном экземпляре. Я очень люблю свой малоформатный Nikon, два Olimpus’а, из цифровых – полупрофессиональный Nikon 80, который гораздо лучше моей второй камеры – Canon 20. Мне очень нравится фотоаппаратик Lumix, который можно с собой таскать в качестве записной книжки, там шикарная лейковская оптика. Canon каждые три месяца выпускает какую-то новую модификацию, и публика получает информацию, что это явное улучшение, теперь значительно больше возможностей. На мой взгляд, это полная дурь. У меня всегда была проблема всю эту автоматику отключить, потому что голова значительно лучше и быстрее работает. Для меня все эти цифровые нововведения – бизнес-проект, маркетинг, детали огромного супермаркета, в который постепенно превращается наш мир, потреблять все больше и больше, производить всё больше и больше мусора. Грустно, потому что молодых ребят, готовых по-настоящему работать, становится всё меньше и меньше.
Но будущее все-таки остается за дигитальной фотографией?
Я с этим категорически не согласен. Пока будет существовать наша иудео-христианская цивилизация, пока её не разнесут в клочья, а она всё слабеет и слабеет и из-за этого всеобщего потребления, по-моему, скоро кончится. Но если мы ещё немного протянем… Ну, когда появилась фотография, карандашик не исчез, а когда появилось кино, театр не исчез. Когда появилось телевидение, кино не исчезло. Цифровая фотография – прекрасная вещь для репортажа и для всей этой чепухи, а серьёзно работать можно, относясь к фотоаппарату как к офортному станку.
В наше время, когда процветают концептуальные проекты, вроде бы нет разницы, чем фотографировать, хоть мобильным телефоном, – всё-таки преобладает идея.
Конечно, я абсолютно согласен с этим. Так на западе куча серьезного народа снимает поляроидом, а в свое время была ломография. Ну да, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не вешалось. В этом плане фотография интересна тем, что она многолика.
Есть ли питерская фотошкола?
Есть, конечно. Во всяком случае, она была. Это такие имена, как Олег Полищук, Олег Бахарев, Борис Смелов. Молодые ребята появляются. Их можно по пальцам пересчитать, но они есть. Например, Женя Смирнов. Снимки Бориса Михалевкина последней трети ХХ века – уже история. Это замечательный мастер, который повторяет путь Дюано, чьи фотографии стали всё больше цениться со временем. Хотя он видит кадр, компонует его, но с течением времени такие фотографии приобретают ещё и этнографический интерес.
Что отличает питерских фотографов? Любовь к чёрно-белой фотографии? Тема города?
Это было раньше так. По-моему, эта фотография уже в прошлом. Все ищут выходы из этой ситуации, потому что всему своё время.
Роберт Фрипп в свое время организовал шикарную группу «King Crimson», которая работала с 1968 года, но потом он уже стал менять формат своей работы, и это было действительно интересно слушать. Когда же приезжал Роберт Плант со своим до сих пор сохранившемся прекрасным голосом, то это было жалкое зрелище – на своём имени старичок пытается заработать копеечку. И «Rolling Stones» превратился в бизнес-проект с кучей менеджеров, аппаратуры, к музыке это уже не имеет отношения. А Роберт Фрипп интересен и сейчас. Это человек, который всё время работает и создает всё новые подходы. Ну, и так же с нашей фотографией. Ну, да, снимали чёрно-белый город с правильной композицией…
Из серии «Вагоны»
Но Китаев и Чежин до сих пор этим занимаются.
Ну, Чежин все-таки больше концептуалист, а Китаев – да. Есть Дима Провоторов, Женя Смирнов, но это уже не та старая школа, и слава Богу. Потому что у каждого времени должны быть свои герои.
Возвращаешься ли ты к своим старым снимкам?
Я все время возвращаюсь к архиву, сейчас напечатал фотографии 20-летней давности, и они собрались в одну серию «Фрагменты». Потом бывает, что не все фотографии попадают в серию, и вдруг тебя осеняет, что к этой проблеме можно отнестись совершенно с другого боку.
Пару слов о твоих мастер-классах.
Я веду мастер-класс студийной съемки. Второй курс – это старинная техника ручной печати. Но здесь нужно, чтобы человек хорошо печатал желатинно-серебряные снимки, а сейчас это большая редкость. Встречаемся также, говорим о композиции. Вообще, сразу по фотографиям видно, имеет ли смысл обучать человека или нет. Потому что научить вообще ничему невозможно, можно научиться. А тут – было бы желание и способности, но их можно развивать.
Сергей Свешников. Фото: Екатерина Викулина
В 2007 году интервью было опубликовано на латышском в журнале Fotokvartals. На русском публикуется впервые
