Способность видеть я никогда не воспринимал как само собой разумеющееся
18/10/2012
Немецкий фотограф Вольфганг Тильманс (1968), живущий попеременно то в Берлине, то в Лондоне, не фотографировал с детских лет, как кому-то может показаться. В семье фотография была обыденным делом, и юный Тильманс стильным занятием её не считал, особенно учитывая принудительный характер семейных вечеров с показом отцовских слайдов. Первую камеру Тильманс приобрел лишь в 1988 году, стало быть, в возрасте 20 лет. Сначала молодой человек забавлялся с фотоувеличителем Canon, доводя до немыслимых размеров газетные вырезки и собственные снимки, пока не осознал, что оригинальные фотографии затыкают за пояс любые манипуляции. Сегодня имя 44-летнего фотографа особых комментариев уже не требует. В девяностые годы он пережил зенит славы, а затем последовала британская премия Тёрнера, вписавшая Тильманса в историю искусства не только как первого лауреата, родившегося не в Великобритании, но и как первого фотографа, удостоенного этой престижной награды в области изобразительного искусства.
Исторической можно назвать и персональную выставку Вольфганга Тильманса, открывшуюся 6 октября в стокгольмском Moderna Museet (она продлится до 20 января). Это крупнейший смотр работ художника за всю его карьеру и первая выставка в Швеции. Обойдя многочисленные залы, где старые работы легко и непринуждённо чередуются с новыми, попадаешь в центр экспозиции, маленькое тёмное помещение с качественной клубной музыкой, и невольно вспоминаешь комментарий британского художественного критика Меттью Коллина о шорт-листе номинантов на премию Тёрнера: «У меня действительно нет ни малейшего представления, почему Тильманса считают художником. Если он победит, призыв галереи Тейт будет недвусмысленным – айда на вечеринку с непристойными танцами...»
Куратор выставки Даниэль Бирнбаум не только возглавляет стокгольмский Moderna Museet, но и поддерживает Тильманса ещё с ранних девяностых. Именно Бирнбаум однажды отметил, что Тильманса нельзя так просто причислить к фотографам Дюссельдорфской школы, ярким представителем которой является, к примеру, Андреас Гурски, поскольку интуиция дает Тильмансу куда больше, чем образование. К тому же совсем молодой фотограф с дипломом Дюссельдорфской школы за пазухой объявился в Лондоне как раз в тот момент, когда там расцветали Молодые британские художники (YBA), так что главное влияние на работы Тильманса скорее оказал zeitgeist девяностых годов, полагает Бирнбаум. Здесь уместно добавить, что масштабная персональная выставка после Стокгольма переедет именно в Дюссельдорф.
Выставки неизменно предлагают особый формат встреч с работами Вольфганга Тильманса. Не только потому, что их (с помощью нескольких ассистентов) фотограф по-прежнему оборудует сам. Работа над стокгольмским смотром, например, длилась две недели кряду. Но и потому, что это возможность заглянуть в трёхмерный иллюзорный мир, что коренным образом отличается от перелистывания альбомных страниц. «Выставка являет ещё одно подтверждение тому, как я вижу мир. Это пространственная возможность ликвидировать линейный способ восприятия. На выставке, как и в жизни, всё многообразие реальности существует наравне», – рассказывает об экспозиции Тильманс. Её образуют фотографии самых разных размеров, наклеенные на разной высоте на стены и двери запасного выхода, в углу, в самой середине или почти под потолком. По части содержания тоже соблюдается не серийный принцип, а скорее смешение тем, что подтверждает и сам художник: «речь не о случайности, а об утверждении, что во всём царит разнообразие». Поднимаем глаза и смотрим на звёздное небо, опускаем взгляд и видим пальцы ног, справа какой-то близкий человек, а слева папоротник.
«Мне нравится увековечивать самые будничные вещи, так как именно они сильнее всего воздействуют, вызывая вопрос, что, возможно, вроде бы известное вовсе таковым не является», – говорит Тильманс в беседе с Arterritory.com. Его интересует зона градации, когда красивое становится уродливым, дешёвое превращается в ценность, непонятное начинает восприниматься, а скрытое становится очевидным. «Люди предпочитают бинарные отношения, но меня интересует, как, когда и почему одно перерастает в другое?» Размеры фотографий для выставки тоже выбраны не случайно, а чтобы подразнить представления. Может быть, самый крупный снимок выставки наименее важен? И если учесть, что увековечение будничных моментов в творчестве Тильманса датируется от начала карьеры вплоть до сегодняшнего дня, важным кажется вопрос о том, как с годами менялось видение художника. «Я развиваюсь, скорее, эволюционно, а не революционно», – отвечает Тильманс. – «К тому же мир бесконечно глубок, и идеи его отражения исчерпать невозможно».
Уже упоминавшийся Метью Коллин через несколько лет после премии Тёрнера назвал Тильманса «человеком, фотографирующим абсолютно всё». Подобные подозрения действительно могут возникнуть, но Тильманс развеивает их как набежавшие облака: «Любая мелочь может стать произведением искусства. Газетный снимок по силе может не уступать фотографии в художественном музее. Но этим я вовсе не собираюсь утверждать, что всё есть искусство. Речь идет о потенциале и интенсивности». Своё убеждение Тильманс воплотил ещё в девяностые годы, когда снимал моду для журналов стиля жизни и одновременно проводил выставки в художественных галереях, ставя знак равенства между обеими сферами деятельности.
Когда мировое признание получено более 20 лет назад, кажется, что ответы на все потенциальные вопросы уже даны. Скажем, ни для кого не секрет, что фотографии Тильманса по большей части постановочные, хотя и могут иногда показаться пойманными мгновениями. Сам художник, правда, на эту тему особо не распространяется, считая, что между случайным кадром и постановочным грань провести трудно. «Заметив любопытную картинку, иногда прошу людей застыть и подождать, пока я не возьму камеру и её не увековечу. Я как бы „отматываю” реальность на секунду назад», – поясняет Тильманс. – «Когда я вхожу в свою мастерскую после разухабистой вечеринки, мною же устроенной, и вижу в комнате ярко-алый отблеск рассвета – этот кадр постановочный или случайный? По-моему, такой вопрос вообще не имеет значения. Важнее способность увидеть красоту, предлагаемую самой жизнью, и умение по возможности профессиональнее отразить её в фотографии». 
Тем не менее с годами перемены в стиле Вольфганга Тильманса происходят. Определенно что-то меняет уже тот факт, что накоплен изрядный архив работ. Художник издавна утверждал, что его фотографии не отражают течение времени. И это до сих пор так? «Надо честно признать, что, оглядываясь на эти почти 25 лет, я понимаю, насколько фотография подходит для увековечения времени... Но это ни в коем случае не придаёт моим работам какой-то меланхолический оттенок. Но очень трудно в данный момент не превратиться в архивариуса. Ради этого одна из установок при подготовке новых выставок заключалась в сохранении лёгкости через смешение старых и новых работ. Поэтому экспозиции никак нельзя назвать ретроспективами. Если что и изменилось с течением времени, так это моя способность рассматривать свои прежние фотографии уже этаким нежным и ласковым взглядом».
Если порыться поглубже в основах концепции Тильманса, побуждающей его работать так, как он работает, нельзя не отметить важную роль его страсти к астрономии, которой художник увлекся ещё в десятилетнем возрасте. «Увлекся настолько, что это даже тревожило», – смеется Тильманс, рассказывая, как дни напролет изучал пятна на солнце, а ночью звёзды. – «В астрономии меня покоряет сочетание чрезвычайно точных измерений с огромной абстракцией. Замечая на планете чёрную точечку, ты не знаешь, действительно там что-то есть или это соринка в твоем глазу». Давнее увлечение нашло отражение и в новой выставке. В виде старых газетных вырезок и фотографий Вселенной. Возможно, оно и подпитывало философскую убежденность Тильманса в единстве всего. Углубившись до уровня атомов, можно ощутить, что между всем сущим слишком больших различий нет. «Поэтому можно сказать, что жизнь не населяет эту Землю, а является Землёй. Всё сущее, даже самое будничное, это манифестация структуры Вселенной. Жизнь астрономична», – рассказывает Тильманс, сидя на диване в коридоре Moderna Museet с вышитой пчёлкой на вороте джинсовой рубашки. Раннее увлечение строением космоса в сочетании с интересом к визуальности мира, похоже, вымостило путь к той особой атмосфере Тильманса, подделать которую чрезвычайно трудно. «Способность видеть я никогда не воспринимал как само собой разумеющееся. Я счастлив, что каждый день могу получать наслаждение от одного только изучения вещей. Не каждому дано. И при этом могу заново восторгаться одним и тем же. Вот это никогда не хотелось бы потерять. Ибо „свежий взгляд” неподконтролен и возможен только при полной свободе».
