Foto

Голливуд на реке Янцзы

Дмитрий Комм
27/10/2014

Китай сегодня даёт нам уникальную возможность наблюдать зарождение и развитие мощной коммерческой киноиндустрии, которая в ближайшее столетие будет оказывать огромное влияние на мировой кинопроцесс. То, что происходит в китайском кино, сопоставимо только со стремительным взлётом Голливуда в 30-е годы или подъёмом итальянского и японского кино в 50-е. 

На протяжении последних десяти лет китайский кинопрокат по сумме сборов рос на треть ежегодно, в геометрической прогрессии. В 2012 году по сборам от кинопроката Китай вышел на второе место в мире после США. За последние три года КНР более чем в два раза расширила квоты на иностранные фильмы (что не мешает их отечественному продукту лидировать в топ-десятке), открывает по мультиплексу в день (!) и запускает огромное количество копродукций с другими странами, от США до Южной Кореи. В городе Циндао, на берегу Жёлтого моря, в данный момент строится настоящий азиатский Голливуд – Oriental Movie Metropolis. Помимо десятков съёмочных павильонов в нем будут отели, рестораны, кинотеатры, парк развлечений, музей кино и даже музей восковых фигур. Movie Metropolis рассчитан на производство 130 фильмов в год, в том числе копродукций, для чего его основатель, мультимиллиардер Ван Цзянлинь уже заручился поддержкой четырёх крупнейших актёрских агентств в Голливуде. Строительство этого киногорода планируется завершить к 2017 году, и в том же году при сохранении нынешней динамики роста Китай должен стать кинорынком планеты № 1.


Кадр из фильма «Чёрный уголь, тонкий лёд»

Но рост китайского кинематографа заключается не только в экономических показателях. Не менее значительно изменился его идейный потенциал, сама структура киноиндустрии. Ещё двадцать лет назад в Китае фактически не было жанрового кино, а подавляющее число фильмов финансировалось государством. Сегодня Китай ежегодно выпускает сотни картин во всех возможных жанрах, от мюзикла до хоррора, а частные инвестиции в кино намного превышают государственные.

Важным фактором для развития кино стал стремительный рост городского населения. Уже сегодня в городах живет 650 миллионов китайцев, и поскольку правительство активно поощряет урбанизацию, их становится больше с каждым днём. Среди городского населения быстро увеличивается число людей со средним и высшим образованием, занятых в сервисной экономике. Иными словами, в Китае уже сформировался весьма значительный средний класс, доходы которого по статистике растут на 15–20% в год. Именно он и является главным потребителем кино.

В подъёме китайского кинопроизводства значительную роль сыграл кинематограф Гонконга, который уже к началу 90-х годов прошлого века превратился в одну из самых влиятельных киноиндустрий планеты. Однако в первые годы после присоединения к Китаю гонконгцы игнорировали китайский рынок. Жители самого космополитичного мегаполиса в Азии (Asia’s World City, как сами гонконгцы его именуют) относились к своим материковым собратьям с высокомерным пренебрежением. «Крестьяне, жаждущие бессмысленных фильмов про кунг-фу», – так отозвалась о китайской публике одна из ведущих гонконгских режиссеров Энн Хой в 1997 году.

Всё изменилось в последнее десятилетие. Потрёпанная экономическим кризисом, теряющая рынки Юго-Восточной Азии в связи с бурным развитием там собственных кинематографий, гонконгская индустрия внезапно обнаружила, что сказочное Эльдорадо образовалось прямо у неё под носом, и создала его та самая деревенщина с материка. Презираемые мейнлендеры, как только их перестали заставлять ходить строем, продемонстрировали фантастические способности к предпринимательству, недюжинную тягу к образованию (желательно за границей) и попутно вестернизировались так, что представители среднего класса в мегаполисах типа Шанхая и Гуанчжоу стали уже мало отличаться по вкусам и образу жизни от самих гонконгцев.


Кадр из фильма «Неразделимые»

И Гонконг пошёл в Китай.

Главная проблема, возникающая у гонконгцев при выходе на китайский рынок, заключается в том, что в Китае гонконгские картины считаются иностранными. Да и сам Гонконг, несмотря на присоединение в 1997 году, остается для китайцев практически заграницей. Между КНР и Гонконгом существует настоящая граница с пропускными пунктами и буферной зоной, где запрещено строительство. Языковой барьер тоже существует: в КНР государственным языком является путунхуа (мандарин), а в Гонконге – кантонский и английский. Кроме того, гонконгские кинематографисты, привыкшие работать в условиях самой свободной в мире экономики, неуютно чувствуют себя на рынке Китая с его цензурой, высоким уровнем коррупции и бюрократизации.

Образовалась своего рода вилка. Гонконгцы могут снимать фильмы для своего внутреннего рынка, не рассчитывая на прокат в Китае; в этом случае от них не требуется соблюдать правила китайской цензуры, однако такие картины могут быть только малобюджетными. Либо можно делать копродукции с китайскими киностудиями; тогда данные фильмы рассматриваются в КНР как национальное кино и не подпадают под квотирование, они могут иметь большие бюджеты; но одновременно это влечёт за собой необходимость выполнять требования китайской цензуры и вообще играть по правилам авторитарного государства. Как заметил Дэвид Бордуэлл в книге «Планета Гонконг», «раньше от гонконгских фильмов требовалось быть просто прибыльными, теперь же им нужно быть еще и политически корректными».

Но голь на выдумки хитра, и гонконгские кинематографисты быстро нашли выход. Ещё в начале века обнаружилось, что китайские цензоры придирчивы к фильмам на современную тематику, но смотрят сквозь пальцы на кино про «предания старины глубокой». Что сделало весьма выгодным жанр «уся» – причём и в политическом, и в коммерческом смысле.

Уся – это старейший жанр китайского кино (первый фильм такого рода был снят в Шанхае еще в 1928 году), а также один из популярнейших. Его слава выходит далеко за пределы Азии, немало его поклонников имеется сегодня и на Западе, а голливудские фантастические картины вроде «Матрицы» и «Людей Х» заимствуют его стилистику и художественные приемы.

Буквально слово «уся» означает «благородный воин». Картины в этом жанре часто именуют «кино боевых искусств». На самом деле это, скорее, аналоги западных фильмов «плаща и шпаги» с характерным представлением о национальной истории как о «гвозде», на который можно повесить авантюрный сюжет с интригами, заговорами, переодеваниями, потайными ходами, чудесными спасениями в последний момент и, разумеется, погонями и поединками на мечах. Иногда в этот сюжет добавляются мистические персонажи: лисы-оборотни, демоны, живые мертвецы – тогда фильм, и без того далёкий от реализма, приобретает характер чистого фэнтези.

Реализм в постановке боевых сцен не считается достоинством фильмов уся. Напротив, максимально ценится постановка боев как изобретательных, поражающих воображение балетов, создающихся специально «на камеру». В Гонконге возникает уникальная профессия «экшн-хореограф»: кинематографист, придумывающий и воплощающий на экране эти боевые сцены, подобно шоу-стопперам из голливудского мюзикла. Ведущие современные гонконгские экшн-хореографы, такие, как Юэнь Упин, Чин Сютун, Кори Юэнь, в совершенстве владеют искусством съёмки и монтажа и создают собственные фильмы наряду с постановкой боёв в картинах других режиссёров.


Кадр из фильма «Дом летающих кинжалов»

Благодаря колоссальному успеху первых копродукций такого рода – «Крадущегося тигра, невидимого дракона» (Энг Ли, 1999), «Героя» (Чжан Имоу, 2002) и «Дома летающих кинжалов» (Чжан Имоу, 2004) – во всём мире возникла мода на фильмы о боевых искусствах.

Однако последующие копродукции между Китаем и Гонконгом в жанре уся, такие, как «Клятва» (Чэнь Кайгэ, 2005), «Проклятие Золотого цветка» (Чжан Имоу, 2006) и «Власть убийц» (Сю Чжаобинь и Джон Ву, 2010), оказались неудачными. У китайских кинематографистов имелось мало опыта работы в жанровом кино, а гонконгцы не слишком хорошо представляли себе запросы материковой аудитории. Относительно успешной стала картина Гордона Чана «Раскрашенная кожа», снятая в 2008 году и выдвигавшаяся от Гонконга на «Оскар». (Гонконг, считаясь самостоятельной кинематографией, выдвигает своих претендентов на «Оскар» в номинации «лучший неанглоязычный фильм» отдельно от Китая; и еще одного кандидата ежегодно выдвигает Тайвань.)

Гордон Чан, опытный мастер экшна, прославившийся еще в середине 90-х годов постановкой фильмов с участием Джеки Чана и Джета Ли, соединил эффектные боевые сцены с фэнтезийным сюжетом, основанном на рассказе Пу Сунлина, про прекрасную лису-оборотня, мечтающую стать человеком. Комбинация оказалась выигрышной, равно как и подбор актеров: экшн-звезда из Гонконга Дэнни Юэнь плюс две красавицы с материка Чжоу Сюнь и Чжао Вэй. Несмотря на серьёзные купюры, сделанные китайскими цензорами, фильм стал хитом в прокате КНР и Гонконга, собрав около 15 миллионов долларов.


Кадр из фильма «Детектив Ди и тайна призрачного огня» 

Альтернативную модель предложил живой классик гонконгского кино Цуй Харк в фильме «Детектив Ди и тайна призрачного огня» (2010). В его картине мистики не было – она лишь подразумевалась, но в итоге все тайны получали вполне рациональную разгадку, – зато имелись порция дворцовых интриг, связанная с приходом к власти первой женщины-императрицы, заговор и убийства, а также эффектный древнекитайский сыщик судья Ди (нашим любителям детективов хорошо известный по циклу романов Роберта ван Гулика) в исполнении Энди Лау. Всё действо немного напоминало старые европейские фильмы плаща и шпаги типа «Тайн бургундского двора», но было сделано куда более лихо, весело и с феерической экшн-хореографией гонконгского ветерана Саммо Хуна.

Эти две модели – назовем их условно «уся-фэнтези» и «уся-триллер» – доминируют сегодня в фильмах этого жанра.

Гордон Чан продолжил свои мистические эксперименты картиной «Настенная роспись» (2011), сначала заявленной как сиквел «Раскрашенной кожи», но потом отделившейся от оригинала и превратившейся в самостоятельный фильм. Также вдохновлённая историями Пу Сунлина, эта лента, где экшн откровенно уступает место фэнтези и эротике, повествует о наивном школяре, прошедшем сквозь древнюю фреску на стене монастыря и оказавшемся в сказочном мире, населённом исключительно женщинами неземной красоты. Однако ангельский облик этих дам скрывает пламенные страсти – в чём незадачливому школяру придется вскоре убедиться. Помимо зрелищных приключений, «Настенная роспись» содержит прозрачную метафору гендерных проблем в современном китайском обществе, в частности, важности эмансипации женщин. «Исторические темы в стиле канала „Дискавери” меня не интересуют, – сказал Чан журналу The Hollywood Reporter. – Ключ к моим фильмам всегда лежит в современности. Иначе какой в них смысл?»

К числу же костюмных триллеров в жанре уся можно отнести не только последние фильмы Цуй Харка, в частности, римейк «Врат Дракона» (2011), но и впечатляющие «14 клинков» (Дэниел Ли, 2010) с неутомимым Дэнни Юэнем в качестве какого-то древнекитайского опричника и «мисс Гонконг» 2004 года Кэти Чай в роли демонической киллерши с волосами, как у Медузы Горгоны, и таким же гипнотизирующим взглядом. Также маэстро Гордон Чан, уже превратившийся в главного современного специалиста по уся, отметился в этом жанре трилогией «Четыре» (2012–2014), основанной на одноимённом гонконгском телесериале и романе малайзийского писателя Уэнь Уяня «Четыре великих стражника». 


Китайская поп-дива Джейн Чжан поет титульную песню из фэнтези «Раскрашенная кожа – 2» 

На сегодня можно сказать, что уся-фэнтези в целом превосходят по художественному качеству уся-триллеры. Подтверждением тому служит триумф долгожданного сиквела «Раскрашенной кожи» – фильма «Раскрашенная кожа: воскрешение» (2012), вошедшего в тройку самых кассовых лент года в Китае. Поставленная режиссёром с материка Уэшанем, эта картина, пожалуй, единственная на сегодня способна выдержать полноценное сравнение с гонконгской классикой 80-х, вроде «Истории китайского призрака». Её отличают такая же раскованность фантазии, обилие колоритных персонажей, эффектные визуальные решения и характерное сочетание юмора, хоррора и мелодрамы.

Однако примерно десять лет назад китайско-гонконгские копродукции начали затрагивать жанры, ранее не развивавшиеся в материковом Китае. Пробным камнем стал мюзикл «Возможно, любовь» (2005). Это был один из первых паназиатских блокбастеров, созданных для китайского рынка. Над его производством работали лучшие силы из Гонконга (включая режиссёра и сценариста Питера Чана, операторов Питера Пяу и Кристофера Дойла, а также актёров Такэси Канэсиро и Джеки Чуна вкупе с китайской красоткой Чжоу Сюнь), Китая, Малайзии и даже Индии, что позволило американским критикам прозвать фильм «Боб Фосс встречается с Болливудом». Влияние Фосса действительно велико в этой картине с её квазибрехтовскими музыкальными номерами, злыми текстами песен, социальной сатирой и вызывающей сексуальностью. Китайская публика никогда не видела ничего подобного на отечественном материале.


Сцена из фильма «Возможно, любовь»

«Возможно, любовь» побила рекорд сборов в Китае и стала хитом номер один в прокатах Гонконга и Тайваня. Фильм был показан на закрытии Венецианского фестиваля и выдвинут от Гонконга на «Оскар», а также собрал астрономическое число наград в Азии.

«Рынок меняется, и мы должны меняться вместе с ним, – сказал мне Питер Чан в интервью. – Китай сегодня – это огромный рынок, совсем новая экономика, очень перспективная. Значит, мы должны делать много копродукций с Китаем и встроиться в этот рынок. Фильм „Возможно, любовь” был ещё очень близок к моим предыдущим работам. Его успех показал, что я должен двигаться в этом направлении дальше, делать ещё более зрелищные фильмы. И тогда я снял „Полководцев” и „Уся”. Это была совсем незнакомая территория, исторические фильмы о боевых искусствах, самые высокобюджетные мои картины. Поскольку я совсем не знал, как снимать такого рода кино, у меня получились скорее драмы, замаскированные под экшн».

Питер Чан поскромничал. «Полководцы» (2007), где главные роли играли Джет Ли, Энди Лау и Такэси Канэсиро, а экшн-хореографом выступал Чин Сютун, прошлись по азиатским экранам, как ураган, легко окупив свой бюджет в 40 миллионов долларов. А сам Питер Чан неоднократно признавался лучшим режиссёром года в Гонконге, на Тайване и в материковом Китае.

Сегодня уже ясно, что гонконгцы приходят на китайский рынок не только, чтобы заработать деньги – их цели амбициознее. Они не просто встраиваются в китайскую индустрию, но и стремятся возглавить её. Как утверждает журнал The Chinese Film Market, главной проблемой материкового кино остаётся нехватка специалистов по жанровым, коммерческим фильмам. Гонконг же готов предоставить в распоряжение китайских товарищей опытных профессионалов, способных делать первоклассные фильмы во всех жанрах, причем намного дешевле и быстрее, чем их голливудские коллеги. Вслед за гонконгизацией Голливуда, о которой сегодня говорят, идет и гонконгизация китайского кино, что уже очень заметно по фильмам с лейблом Made in China.

Голливуд тоже озаботился перспективой заработка на безразмерном китайском рынке. Так, в 2012 году американская компания Fox International, дочернее подразделение голливудского гиганта «20-й век Фокс», и одна из ведущих китайских киностудий Bona Film заключили контракт на производство серии копродукций для китайского рынка. Однако и до этого соглашения Fox International активно работала в Китае. К её успехам относится открытие нынешнего кассового фаворита, создателя «Раскрашенной кожи – 2», режиссёра и сценариста Уэшаня. Его первый полнометражный фильм «Мясник, повар и меченосец» (2010) являлся копродукцией между США, Китаем, Гонконгом и Японией (с американской стороны продюсером выступал Дуг Лайман, постановщик «Идентификации Борна»). Эта пародия на уся обрела культовый статус на Западе и стала первой китайской картиной, показанной в программе Midnight Madness кинофестиваля в Торонто (в этой программе демонстрируются только самые экстравагантные и провокационные фильмы).

Главный стимул копродукций заключается в том, что китайский средний класс, особенно в южных провинциях, сильно вестернизирован, любит голливудские блокбастеры и хорошо знает американских кинозвёзд. Поэтому сниматься в Китай уже отправились Кристиан Бейл, Кевин Спейси, Эдриан Броуди, Питер Стормаре, Николас Кейдж. Киану Ривз поставил в Китае свой режиссёрский дебют «Мастер тай цзы» (2013), а в 2015 году должен выйти снятый в Гонконге триллер голливудского мэтра Майкла Манна «Чёрная шляпа», повествующий о совместной борьбе американских и китайских спецслужб с кибертеррористами.

 
Постер фильма «Неразделимые»

Ироничным портретом китайского среднего класса является фильм «Неразделимые» (2011), где главные роли сыграли Кевин Спейси и популярный гонконгский актер Дэниел Ву. Он также стал первой целиком китайской картиной, в которой участвует голливудская звезда. Причем его режиссёр – не менее символичная фигура: уроженец Тайваня Дайан Ин, евроазиат, закончивший киношколы в Пекине и Вашингтоне и ставший первым иностранцем, номинированным на премию Китайской киноакадемии.

Фильм начинается с того, что приезжий американец по имени Чак (Спейси) спасает от самоубийства брошенного женой молодого китайца по имени Ли (Ву). (Имена героев отсылают к знаменитой экранной паре Брюс Ли и Чак Норрис.) Сообщив ошеломленному китайцу, что является менеджером по продажам и одновременно наёмным убийцей из ЦРУ, герой Кевина Спейси принимается учить его жизни. Обучение заключается в том, что оба надевают костюмы суперменов и отправляются на улицы ночного Гуанчжоу бороться со злом. Однако вскоре выясняется, что американец существует исключительно в голове у китайца, поскольку никто другой его не видит. Попытки изгнать пришельца при помощи антидепрессантов успехом не увенчиваются. Вместо того, чтобы исчезнуть, Чак открывает Ли невероятную тайну: «Ладно, расскажу тебе, хотя нам и не положено... Ты не сошёл с ума. На самом деле я – твой ангел-хранитель!» И это ещё далеко не последний неожиданный поворот в этой сюрреалистической комедии...

Wall Street Journal включил «Неразделимых» в десятку самых значительных азиатских картин 2011 года, а американские критики провозгласили Дайана Ина «китайским Дэвидом Линчем». Однако на самом деле этот фильм – просто точная иллюстрация раздвоенного существования молодых вестернизированных китайцев, которых в Азии именуют «бананами», имея в виду, что они жёлтые снаружи, но белые внутри.

И ещё, конечно, это метафора американо-китайских отношений. Вчерашним идеологическим противникам сегодня просто некуда деваться друг от друга и нужно становиться партнерами в точном соответствии с древнекитайской мудростью: если не можешь победить своего врага – подружись с ним.

Разумеется, главная проблема заключается в том, что Китай весьма далёк от демократии. Впрочем, регулярная сменяемость высших руководителей страны, коллегиальный принцип принятия политических решений и высокая степень экономической самостоятельности провинций пока позволяют КНР избегать непредсказуемости, свойственной авторитарным режимам. Американские аналитики даже придумали специальный термин, описывающий нынешнее китайское устройство: регионально децентрализованный авторитаризм (РДА). Экономист Марк Харрисон так объясняет суть данного термина: «Китай – это страна, у которой 31 экономика. Все эти экономики – это провинции Китая, которые больше интегрированы с глобальной экономикой, чем со своими соседями». В целом вектор развития Китая, очевидно, направлен от меньшей свободы к большей – и это хорошо заметно по современному китайскому кинопроцессу.

Объявленная Дэн Сяопином политика открытых дверей, сильные влияния Голливуда и Гонконга изменили китайское кино почти до неузнаваемости. Оно преодолело провинциальные комплексы и с каждым годом становится всё более космополитичным, раскованным и зрелищным. Цензура тоже смягчается: за последние три-четыре года в Китае вышла целая обойма первоклассных жанровых картин, которые еще десятилетием ранее там невозможно было представить. Такие фильмы, как «Мир без воров» (Фэн Сяоган, 2004), «Месть Софи» (Ива Цзин, 2009), «Пусть летят пули» (Цзян Вэнь, 2009), «Ничья земля» (Нин Хао, 2013) продемонстрировали, что и материковые кинематографисты умеют и любят сочетать изощрённость формы с увлекательностью повествования.

Среди наиболее интересных фильмов последнего времени – «Смертельная заложница» (Чэн Э, 2012), гангстерская драма, снятая под явным влиянием фильмов Жан-Пьера Мельвиля. Актёр и режиссёр с материка Ян Шупин (иногда выступающий под именем Леон Ян), прославившийся в 2009 году историческим экшном «Грабители», утвердил свою репутацию мастера приключенческого кино фильмом «Неточные воспоминания» (2012), представляющим собой не что иное, как настоящий спагетти-вестерн, адаптированный под реалии маленького китайского городка начала 30-х годов. Эта картина изобилует впечатляющими визуальными находками вроде перестрелки в лабиринте подземных пещер, снятой одним кадром и достойной того, чтобы встать в один ряд с лучшими экшн-сценами Джона Ву. И буквально протаранил цензуру знаменитый гонконгский режисссер и продюсер Джонни То, который в своём первом целиком снятом в Китае триллере «Война с наркотиками» (2013) радикально поднял планку допустимой жестокости, а также умудрился показать полицейских, которые бьют арестованных, нюхают кокаин и вообще ведут себя совсем не по уставу.


Кадр из фильма «Ночной кошмар» 

Ещё более радикальную вещь проделал в фильме «Ночной кошмар» (2012) другой мэтр гонконгского кино Герман Яу, вот уже много лет целенаправленно разрабатывающий жанры хоррора и триллера. Китайская цензура запрещает показывать привидения как реально существующие. Исключение делается лишь для фильмов сказочного, фольклорного типа вроде римейка «Истории китайского призрака» (2011). В связи с этим появившиеся в последние годы китайские хорроры часто строились по сюжетной модели, напоминающей мультфильмы про Скуби Ду: вначале там возникает призрак и всех пугает, а в конце даётся рациональное объяснение, превращающее фильм из мистического в детективный. Герман Яу ввёл в действие психоанализ, стёр границу между реальностью и сновидениями – и тем сделал «Ночной кошмар» фактически первым настоящим китайским мистическим фильмом. Более того, он открыл дорогу жанру психоаналитического триллера, еще недавно непредставимого в Китае.

В это трудно поверить, но сегодня в китайском кино существует колоссальная мода на фильмы про психоанализ, сопоставимая лишь с аналогичным бумом в американском кинематографе 40-х годов. Современные китайские триллеры, такие, как «Куколка» (Ци Чуцзи, 2013), «Смертельные пряди» (Чжао Сяои и Чжао Сяоси, 2013), «Великий гипнотизёр» (Лесте Чэн, 2014), представляют собой настоящий «mind-bending trip», в котором сновидение на сновидении едет и галлюцинацией погоняет; в них также можно обнаружить множество цитат из Хичкока, Брайана Де Пальмы и других классиков жанра. Эти фильмы неизменно пользуются успехом у местной публики; так, снятый всего за 8 млн. долларов «Великий гипнотизёр» собрал за три недели проката более 44 млн. долларов. А спустя несколько месяцев хитом китайского проката стал другой мистический триллер «Дом, который никогда не умрёт», собравший 55 млн. долларов. На сегодняшний день в Китае ежегодно снимается около 70 картин, подходящих под жанровое определение «триллер» или «хоррор», и, если цензура будет ослабевать, Поднебесная имеет хорошие шансы стать мировой столицей остросюжетного кино.

Герман Яу также внёс в свой «Ночной кошмар» элементы социальной сатиры. Изрядная часть действия разворачивается в загнивающей деревне, где под портретами и бюстами Мао Цзэдуна процветают все мыслимые пороки и злодеяния. «Ночной кошмар» – это не только фильм ужасов, но и метафора существования «новых китайцев», успешных и состоятельных представителей среднего класса, чьё детство пришлось на 80-е годы и кто сегодня пытается забыть, вытеснить воспоминания о жестокости и преступлениях, свидетелями которых они стали. Однако, как доказывает фильм, даже помощь лучших психоаналитиков не избавит их от ночных кошмаров, связанных с недавним прошлым Китая. «Ночной кошмар» – это образец характерной для азиатского кино способности сочетать увлекательный энтертейнмент с серьезным социальным месседжем.


Кадр из фильма «Опасные связи»

Немаловажную социальную функцию, правда, иного рода, выполняет и копродукция между Китаем и Южной Кореей – мелодрама «Опасные связи» (2012). Создатели этой картины, экранизируя классический французский роман, не изменили ни одной сюжетной линии и просто перенесли действие в Шанхай 30-х годов. Тем самым они словно бы говорят публике: смотрите, мы ничем не отличаемся от французов. Шанхаю, где в сентябре 2013 года была открыта свободная экономическая зона, ленты, подобные «Опасным связям», могут быть очень полезны для выработки новой самоидентификации.

Судя по фильмам, Китай сегодня представляет собой настоящую страну контрастов. Когда-то так называли Америку, и в это время американское кино было самым интересным в мире. В 30-е – 40-е годы даже Великая депрессия, кодекс Хейса и Вторая мировая война не могли помешать бурному развитию Голливуда. Но сегодня американское общество куда более гомогенно, 90 процентов его составляет средний класс, с контрастами проблема, и, возможно, здесь кроется причина того, почему американское кино стало менее увлекательным и драматичным.

Зато переживающее стремительное экономическое развитие и социальное расслоение китайское общество даёт кинематографистам множество интересных сюжетов. В современном китайском кино есть всё то, за что мы любим старый Голливуд: невероятные драматические коллизии, колоритные персонажи, пёстрый, хаотичный быт больших городов, Джек Лондон и О’Генри в одном флаконе. И подобно тому, как было в Голливуде 40-х годов, даже цензура не может помешать этому живому, чувственному, сохраняющему непосредственную связь со зрителями кинематографу стремительно завоёвывать популярность не только внутри страны, но и вне её.

В связи с этим символичной выглядит победа китайского фильма «Чёрный уголь, тонкий лёд» (Дяо Инань, 2013) на Берлинском кинофестивале. Картины из Китая побеждали на международных фестивалях и раньше, однако до сих пор это были некоммерческие фильмы, проходившие по разряду «арт-кино». Но «Чёрный уголь, тонкий лед» – психологический детектив, имеющий многие признаки фильма-нуар, и его «Золотой медведь» – знак того, что китайское жанровое кино вышло на мировой уровень художественного качества. Это жёсткий и даже мрачный портрет провинциального китайского города рубежа веков, где отставной полицейский берётся за расследование серии убийств и влюбляется в загадочную молодую женщину, которая, возможно, является убийцей. Уже предыдущая работа Дяо Инаня, «Ночной поезд» (2009), носила черты неонуара, а в новом фильме они оказались значительно усилены. «Чёрный уголь» сочетает бытовой реализм с поэтичностью, таинственностью и юмором – характерный микс для современного китайского кино.


Кадр из фильма «Однажды в Шанхае»

Гангстерский фильм «Однажды в Шанхае» (Вонг Чинпо, 2014) также успешно демонстрирует жанровый потенциал китайской киноиндустрии. Его действие разворачивается в ночных клубах и гангстерских притонах декадентского Шанхая 30-х годов, куда приезжает главный герой – наивный провинциал, мечтающий покорить большой город. Наряду с фирменной гонконгской экшн-хореографией, одним из главных достоинств картины является необычное визуальное решение. Стилизованная чёрно-белая картинка (с минимальными вкраплениями цвета) совсем нетипична для фильмов о боевых искусствах и отсылает к кино Золотого века Голливуда. Это своего рода китайская версия голливудского большого стиля.

Знаковым является успех фильма Питера Чана «Американская мечта в Китае» (2013). Если бы такой фильм был снят в Америке, тамошние левые интеллектуалы просто распяли бы режиссёра за то, что он сделал столь откровенную капиталистическую агитку. В Китае же эта капиталистическая агитка получает премию от коммунистического правительства как лучший фильм года. Страна контрастов, как и было сказано выше. Но логика здесь есть. «Американская мечта в Китае» – это патриотический фильм в лучшем смысле слова. Нет, он не про спецназ, он про то, что быть умным, хорошо образованным очкариком, свободно владеющим английским языком и обожающим всё американское, – это патриотично. А ещё патриотичнее – когда трое таких очкариков, которые, возможно, даже не умеют собирать автомат Калашникова, создают собственный бизнес, поначалу чуть ли не подпольно учат других английскому языку, много работают, становятся богатыми и знаменитыми и выходят с акциями своей суперуспешной компании на нью-йоркскую фондовую биржу. Хотите знать, почему китайские реформы имели такой успех? Посмотрите «Американскую мечту в Китае» – и вам всё станет понятно.

Противоречивость, конфликтность китайского общества выражает судебная драма «Немой свидетель» (2013). Уже провозглашённый влиятельным американским критиком Дереком Элли «краеугольным камнем нового китайского кино», этот фильм обладает необычной структурой: каждый сюжетный поворот в нём показывается с трёх точек зрения – и всякий раз в нём обнаруживаются иные смыслы и подтексты. Режиссёр и сценарист Фей Син мастерски манипулирует эмоциями зрителей, попутно делая высказывания на тему коррупции, прокурорской предвзятости и ошибок судебной системы. То, что такие фильмы сегодня выходят в Китае, говорит о многом. Равно как и тот факт, что вчерашний диссидент Цзян Вэнь, которому еще в начале века власти вообще не давали снимать, сегодня превратился в одного из самых популярных китайских режиссёров, чей новый фильм с фантасмагорическим названием «Унесённые пулями» рекламируется на всю страну как главное кинособытие года.


 Трейлер к фильму «Унесённые пулями» 

Эта и ещё десятки других картин доказывают, что в КНР рождается мощная, динамичная киноиндустрия, ориентированная на производство жанровых, коммерческих фильмов и находящаяся в благоприятных условиях общего экономического роста и серьёзных изменений в социальной структуре. Но самое главное заключается в том, что современное китайское кино больше не служит государственной политике. Становясь коммерчески успешным, оно с каждым годом обретает всё больший запас прочности. Секрет этой прочности никогда не поймут представители проституирующих кинематографий, живущих, выполняя госзаказы, выпрашивая подачки у богатых меценатов, и готовых обслужить любого хозяина, у которого есть деньги и власть. Хозяин нынешнего китайского кино могущественнее любого правительства и богаче любого миллиардера. И он умеет быть благодарным.

Его зовут – зрители.