Foto

«Не быть арт-объектом, а вдохновлять их»

Сергей Тимофеев

26/01/2019

Разговор с философом, критиком и преподавателем Эйком Херманном о новом здании Эстонской Академии художеств

Этот учебный год Академия и 1300 её студентов начали в новом здании в бурно развивающемся в последнее время районе Каламайя, расположенном относительно недалеко от Старого города и центра Таллина. Впрочем, нельзя сказать, что это здание совершенное новое, это скорее концептуально перестроенный и «переформатированный» комплекс старых фабричных зданий, в которых когда-то размещались построенные в разное время цеха носочной фабрики Suva. После достаточно долгих дискуссий и разных вариантов размещения Академии было принято решение об их реконструкции и сведении в единый учебный комплекс. Предыстория этого решения достаточно долгая – предлагались проекты размещения в бывшей морской крепости, бывшей психиатрической и неврологической больнице, бывшем центре общественного вещания, существовал и яркий и динамичный проект Art Plaza, но в 2013 году было принято решение о выборе именно этого комплекса зданий, старейшее из которых было спроектировано ещё в 1926 году известным архитектором Эугеном Хаберманном.


Здание фабрики, построенное по проекту Эугена Хаберманна в 1932 году. Архивная фотография

Реализацией проекта занялось выигравшее конкурс в 2014 году молодое и амбициозное архитектурное бюро KUU Arhitektid, которое пригласило для участия в разработке его концепции философа и преподавателя (читающего несколько курсов по философии и студентам Академии) Эйка Херманна. Это не первый раз, когда архитекторы работали вместе с философом, но здесь их сотрудничество оказалось особенно важным. Концептуальная насыщенность здания, ясное осознание его миссии и многофункциональность решений были здесь предельно важны. В новой Академии шесть надземных и один подземный этаж, закрытая нетто-площадь составляет свыше 12 000 квадратных метров, весь проект перестройки обошёлся в более чем 16 млн. евро.


Визуализация проекта KUU Arhitektid

Нам удалось договориться с Эйком Херманном о полуторачасовой экскурсии по новой Академии. Это уютный и человечный комплекс, который свёл вместе несколько зданий и несколько «историй», что создатели проекта и попытались подчеркнуть – здесь оставлены нетронутыми многие стены, на которых видны полустёртые надписи и декоры ещё 1930-х годов и цеховые маркировки уже советского периода. «Мы хотели оставить видимыми как можно больше этих слоёв», – говорит Эйк.

Постиндустриальная составляющая – здесь постоянная нота, и она помогает сформироваться ощущению своего рода «фабрики искусства», где при этом абсолютно отсутствует такое понятие, как конвейер. Помогают этому ощущению и мастерские по дерево- и металлообработке, или пространства, где архитекторы клеят и готовят свои модели. На стенах в коридорах рядом со студиями живописцев вывешены ряды свежих рисунков – их можно смотреть и обсуждать прямо здесь. Это тоже одна из важнейших идей этого проекта – взаимопроницаемость разных факультетов, взаимная идейная подпитка, сосуществование в духе синергии. Это особенно важно в наше время, когда и художники постоянно меняют медиа и от скульптур переходят к видео и обратно, и сам дух актуальности сводится к сложной, многофакторной и многофактурной картине.


Логотип Академии (Eesti Kunstiakadeemia) на реконструированном здании. Фото: news.err.ee

Замечая какие-то новые объекты на стенах студий и в коридорах, Эйк постоянно радуется, что сами новые обитатели обогащают здание какими-то своими вещами и идеями. «Это довольно новое здание, мы только ещё начинаем замечать, какие новые слои появляются оттого, что студенты обживают пространство». Когда мы выходим на террасу с впечатляющим видом на высящийся на скалистых холмах Старый Город, розовеющий под лучами солнца в морозный зимний день, Эйк говорит, что один из профессоров занимается в свободное время пчеловодством и раздумывает о том, чтобы поставить и здесь несколько ульёв. «Будет академический мёд!» – смеёмся мы.

Передвигаясь по разным пространствам, студиям, залам для лекций и дискуссий и различным лабораториям (была там даже TasteLab с неплохим комплектом кухонного оборудования), мы ведём свой разговор о новом, всё ещё обживаемом здании и о роли Эйка в процессе его «выдумывания». Вот некоторые его ключевые моменты.


Эйк Херманн. Фото: Artishoki Biennaal

Каково ваше видение новой Академии? Что здесь главное?

Все факультеты в течение последних 10-15 лет существовали в разных зданиях в разных точках города. Они были разобщены и, по сути, почти не коммуницировали между собой. Было решено свести их «под одной крышей», чтобы сделать эту коммуникацию возможной и полезной – в духе синергии. Уже изначально мы не хотели делать это здание как своего рода art piece, нет, мы видели его именно как раму для объектов искусства, которые будут создаваться внутри этого здания. Не быть арт-объектом, а вдохновлять их – такова в этом случае миссия здания.

Бюджет проекта был очень ограничен. Министерство образования сказало, что может предоставить по 10 квадратных метров на студента. Это совсем не много. Поэтому здесь всё довольно функционально и не так много общих пространств для размышлений и встреч. Но мы очень старались и боролись за то, чтобы такие места всё-таки были.

Генеральная идея – ещё и в том, что те, кто здесь учатся, не любят абсолютно готовых мест в духе «мы лучше знаем, каким должно быть ваше пространство», они сами постепенно могут вносить свои детали и что-то менять. Хотя для меня лично конечный результат всё-таки выглядит слишком «готовым», может быть, мы должны были бы сдерживать себя ещё больше.


Фото: news.err.ee

Как строилось ваше сотрудничество с архитекторами KUU Arhitektid?

Там работает довольно молодой коллектив – в основном люди лет тридцати, мне самому – сорок. Это был первый проект такого масштаба, и много чему приходилось учиться в процессе. Хотя я уже не в первый раз работал с ними над конкурсными проектами… Вообще всё это началось как эксперимент. Мой бэкграунд – философия, но я обучал архитекторов писать тезисы их магистерских работ. И стал больше узнавать об архитектуре от них самих. Я учил их письму и тому, как выстраивать свои описания, как структурировать свои идеи о проектах, а они рассказывали мне об архитектуре. И потом эта идея появилась как шутка – может, мне стоит написать о том, как, каким образом думают архитекторы. И мне предложили поучаствовать в двух конкурсных проектах – с двумя разными бюро. И с одной командой – очень опытной и уверенной в своих решениях – взаимодействие не заладилось, а вот с KUU, которые были очень молодыми и открытыми, мы сразу как-то почувствовали правильный баланс. Наша первая совместная работа стала успешной – мы выиграли конкурс, и потом мы подготовили ещё несколько проектов, в том числе и этот.


Фото: news.err.ee

Как вы работаете с ними?

Наверное, я предлагаю им какой-то другой угол зрения на вещи. Но мы все равноправны в процессе обсуждения, нас четверо, мы сидим вокруг стола, мы дискутируем, набрасываем эскизы, а другие параллельно готовят модели. Концептуальные идеи и пространственные решения были действительно единым целым в этом проекте. И здесь я мог предложить больше обычного, потому что я преподавал в Академии уже около семи лет и представлял, какого рода пространства подошли бы лучше для обучения и какие – для создания искусства или дизайна. И чтобы разные способы создания искусства тоже влияли и обогащали друг друга. Чтобы любой студент, скажем, обучающийся на архитектурном факультете и застрявший в раздумьях о каком-то своём проекте, мог пройтись по зданию и заглянуть – что делают скульпторы или визуальные дизайнеры, и может, это как-то бы его вдохновило и помогло.

В ходе работы с командой из KUU у нас случались жаркие дискуссии, но было согласие в принципиальных вопросах – надо ли строить новое здание или реконструировать старые. Другая вещь – это бюджет. Он тоже подтолкнул нас к созданию пространственных взаимодействий, которые были бы невозможны, если бы мы предлагали просто новое с иголочки здание.


Фото: news.err.ee

Были ли какие-то идеи, которые в ходе работы так и не удалось реализовать?

Я уже говорил о бюджете и норме пространства. В конечном счёте здесь всё же недостаточно мест для размышлений и для того, чтобы побыть в одиночестве. Тут всё так открыто. Как мне кажется, идеальный вариант – это микс открытых пространств, полузакрытых и закрытых. Такого здесь всё-таки создать не получилось.

И у нас были большие дискуссии с отдельными факультетами. Некоторые были очень недовольны, что они переедут в пространство, меньшее по размерам, чем в их предыдущих местах размещения. И единственное, что мы могли предложить, – это взглянуть на такую ситуацию как на возможность, а не проблему. Возможность сотрудничества и кооперации.


Фото: news.err.ee

Когда вы как институция существуете отдельно, неизбежно возникают какие-то части структуры, которые на самом деле вполне можно с кем-то разделить на общих началах… Но вот я хотел спросить ещё о такой вещи. Совсем недавно в Латвии большой шум вызвало решение нашей Академии художеств ввести доступ в её здание только по магнитным карточкам. Это объяснялось невозможностью отследить и предотвратить воровство в этом здании. В вашу же Академию я зашёл свободно, мог посидеть в кафе или дойти до библиотеки, разместившейся на нулевом этаже.

Да, у нас тоже была подобная дискуссия. И у нас действительно есть свободный доступ с одного из двух входов в здание, но есть и другой вход, в который можно войти только по карточкам. И нас как создателей архитектурного решения это не может радовать. Без карточки вы можете зайти в центральную часть здания, где нередко происходят перформансы, лекции, концерты, но в остальные части здания – в студии и другие пространства – можно попасть только с ней. Была ещё и другая вещь – мы хотели, чтобы та часть Академии, где размещены студии, была доступна студентам 24 часа в сутки. Чтобы ты мог прийти и поработать в них в любое время. Но ректорат решил, что здание должно закрываться в 23:00. Сейчас собираются голоса студентов, и против такого решения проголосовали уже 320 из 1300 студентов, почти треть. В конце семестра, перед экзаменами и зачётными работами, ректорат всё же собирается открыть здание на 24 часа, а потом посмотрим.


Фото: news.err.ee

Есть ли планы расширения здания? Создания своего рода прилегающих «складов» для хранения тех же архитектурных моделей?

Да, такие планы есть, и уже ведутся переговоры по приобретению таких пространств по соседству.

На что ещё важно обратить внимание в новом здании?

Скажем, на его акустику. Это преимущественно бетонные постройки, с немалым эхо, свойственным этому материалу. Большие усилия были приложены к тому, чтобы звуки самой разной ведущейся здесь деятельности не мешали и не подавляли своей интенсивностью.


Фото: news.err.ee

А когда вы готовили проект новой Эстонской Академии художеств, ездили ли вы по другим странам, чтобы познакомиться с опытом построения подобных институций?

Мы сделали скандинавский «трип» – то, что мы могли себе позволить. Мы были в Стокгольме, Мальмё, Гётеборге, Осло, Копенгагене. Мы как раз задавались тогда вопросом «открытости» и «закрытости» учебного заведения. Искали между ними лучший баланс. И некоторые из школ были очень открыты – как AHO в Осло, где все студии на одном этаже: это, по сути, одно большое общее пространство. А вот в Мальмё, где всё размещалось в довольно старом здании, каждый художник работал в своей собственной «комнатке». И это как бы тотально иное отношение. Осло и Мальмё – как два полюса ситуации. Где-то посередине была Академия искусства и дизайна в Копенгагене, где был микс этих двух подходов. И мы говорили во всех этих местах с тамошними студентами, чтобы понять сильные и слабые стороны существующих решений. Но, конечно, пространственные ограничения в нашем случае всё-таки не позволили реализовать наши идеи и накопленный опыт в полной мере. Скажем, на четвёртом этаже, где размещаются студенты архитектурного факультета, нам пришлось сделать большое общее пространство, просто не было другого выхода. Будь у нас самого места побольше, мы бы точно запланировали больше пространств для размышлений и уединения…

Есть ли какое-то новое направление в философии, которое, по-вашему, может сейчас повлиять на архитектуру?

Возможно, это объектно-ориентированная онтология. Но не могу сказать, что она так уж популярна среди наших студентов. Они скорее много читают об экологии и экологическом мышлении. Самому мне ближе Делёз, Гваттари, Фуко, старые французские мыслители, и надо сказать, что Делёз был не слишком удачно и верно воспринят в архитектуре.


Фото: news.err.ee

Я недавно встречался с Даниэлем Либескиндом в Вильнюсе. В своё время он был очень связан с деконструктивистским направлением в архитектуре, как раз отталкивающимся и от идей Делёза. Теперь, как мне показалось, Либескинд от этого дистанцируется.

То, что я говорил про неверное восприятие Делёза – это подчёркнутый формализм, при этом закрывающий глаза на все социальные аспекты его идей. Это как раз связано с таким явлением, как starchitects.

Сам Либескинд довольно много говорил о человеческом, гуманном смысле своих проектов… Конечно, тут может возникнуть вопрос – действительно ли это всегда присутствует в самих его постройках.

Такой вопрос возникал и у меня. Да, можно проговаривать все эти прекрасные вещи, но в реальности я их не вижу. Есть какой-то разрыв между теорией и практикой в этом смысле, они живут по отдельности.


Фрагмент стены, оставленный в целости после реконструкции. Фото: Сергей Тимофеев

Работаете ли вы над новыми концепциями с KUU Arhitektid?

Мы так долго и интенсивно реализовывали этот проект, что новых взаимодействий пока большое не было, хотя определённые планы и идеи возникали… Увидим, как будет дальше.