Foto

Андрей Бартенев: поэтика совмещения

Крайний Север и контрастные цвета в эстетике одного из самых известных российских художников, чей международный успех начался когда-то с Ассамблеи неукрощённой моды Бруно Бирманиса

Надежда Лялина
14/10/2015

До 8 ноября в Московском музее современного искусства проходит масштабная ретроспектива ставшего известным ещё в начале 90-х российского художника Андрея Бартенева. В ходе подготовки этой экспозиции Надежда Лялина провела почти два месяца в одной мастерской с произведениями Андрея Бартенева. Реставрационная мастерская на это время превратилась в настоящий художественный сквот из тех самых легендарных 90-х. Этот материал – результат знакомства с личностью и работами художника, попытка обрисовать некоторые контуры его яркого и фантазийного универсума.


«Ботанический балет» в Москве. 1992. Фото: Ханс-Юрген Буркарт

Эстетика Крайнего Севера

Андрей Бартенев родился в крае «вечной мерзлоты» – в Норильске, где лето слишком короткое, чтобы прожить и пережить его по-настоящему. Зато летом здесь два месяца длится полярный день, когда солнце вообще не садится, а постоянно ходит по кругу.  Возможно, именно поэтому в перформансах и костюмах Бартенева столько «кругов» – так в объектах «Лестницы красного» (Watermill Center Of Robert Wilson, Нью-Йорк, 2002) за основу действа была взята теория «формообразующего свойства цвета» Михаила Матюшина, согласно которой красные импульсы от солнца имеют круглую форму. От того же северного солнечного круговорота, вполне возможно, ведут своё происхождение костюмы, составленные из шаров – яркие и динамичные «Пузыри надежды» («Альтернативная мисс мира», Лондон, 2007), перформанс «Воздушный поцелуй деревьев» (фестиваль «Архстояние», Россия, 2012) и «LALALAMOSCOW» на «Альтернативной неделе моды» в Берлине (2014).


Фрагмент перформанса «LALALAMOSCOW» на «Альтернативной неделе моды» в Берлине (2014). Фото: Kowa-Berlin.com


Фрагмент экспозиции в  Московском музее современного искусства. Костюмы к перформансу  «Пузыри надежды» (2007). Фото: Арсений Кунцевич

Да и особенности цветового арсенала художника были заложены ещё в детстве, на Севере. Андрей рассказывал, что на занятиях в художественной школе ему было сложно делать цветовые переходы, лессировки, так как мир вокруг был сугубо контрастным: любой цвет, попадающий в бело-снежное пространство, выделяется чётко и ярко. Поэтому в своих работах он использует только так называемые комплиментарные цвета (т.е. те, которые находятся в цветовом круге друг напротив друга и при соположении усиливают друг друга). Из чёрно-белого контраста полярной ночи появляется основная гамма первых перформансов Бартенева: «Укутанная куколка» (Театр имени М. Н. Ермоловой, 1991), «Полёты чаек в чистом небе» (Галерея «М'АРС», 1992), знаменитый «Ботанический балет» (ЦДХ, 1992).


Андрей Бартенев в начале 90-х. Фото: Олег Чумаченко

Другая важная визуальная чёрта заполярного пейзажа – фантастические северные сияния. Тут, безусловно, вспоминается любовь Бартенева к флуоресцентным краскам, а позднее – и к светодиодам. Когда в 1993 году в Москве начинают появляться первые флуоресцентные краски, Андрей  сразу применяет их в цветовом решении  своих перформансов:  «Минеральные воды» (сквот Александра Петлюры на Петровке,1993), «Снежная королева» (Третьяковская галерея на Крымском валу, 1994). Позднее, когда художник приходит к проектам технологичным, мультимедийным, у него появляются светодиодные скульптуры: «Лондон под снегом» (Арт-Москва, 2004), «Cоnnection Lost. Field of Lonely Hearts» (российский павильон на 52-й Венецианской биеннале, 2007), «Светомузыка» (2-я Московская биеннале современного искусства, ММОМА, 2007). А для полувиртуального перформанса «Электрические инопланетяне» Бартенев шьёт костюмы из самосветящейся оптоволоконной ткани («Альтернативная мисс мира», Лондон, 2004).


«Cоnnection Lost. Field of Lonely Hearts» (российский павильон на 52-й Венецианской биеннале, 2007). Фото: Анна Питич


«Лондон под снегом» (Арт-Москва, 2004). Фото: Александр Волоховский

Красота падения

Город Норильск стоит посреди обледенелой пустыни, там часто дуют сильные ветра. Из своего окна Андрей не раз видел, как надвигается снежная пурга. Снежинки бесконечно, рой за роем, стремительно врезаются в землю. Целый день, а то и несколько, может продолжаться такое непрерывное и завораживающее падение. Его эстетика увлекает Андрея, и в своих перформансах 90-х годов он часто использует бумажный «снег», который в большом количестве методично рвут его помощники. Персонажи рассыпающие хлопья «снега» были задействованы и в «Полётах чаек в чистом небе» (галерея «МАРС», 1992), и в «Ботаническом балете» (ЦДХ, 1992), и в «Фаусте» (Московский ТЮЗ, 1998). Именно в 90-е Бартенев использует распылители жидкостей, которые образуют мимолётную «водяную пыль» («Минеральные воды» и «Мытые окна», оба – 1993). 


«Гоголь-моголь, или Приключение невидимых червяков в России». Фото из архива Андрея Бартенева

Этот приём постепенно перерастает в отдельную концепцию «падающей скульптуры». В 2000-м году Андрей придумывает перформанс «Гоголь-моголь, или Приключение невидимых червяков в России», где перед глазами зрителей рушатся тонны мусора и летят тысячи яиц из специальных пушек. 70 перформеров устраивают на сцене столпотворение: постоянно кто-то появляется, все костюмы снимаются и «летят» к зрителям, кто-то подскальзывается на разбитых яйцах и «летит» в своём падении к зрителям. При этом происходит трансформация объектов за секунды, мгновенное создание и разрушение форм.


«Гоголь-моголь, или Приключение невидимых червяков в России». Фото: Роман Фрог

Появление «Гоголя-моголя» можно связать и с желанием избавиться от обременяющего реквизита перформансов, реализовывать акции «без остатка», которое появилось у Бартенева в результате поистине мучительных транспортировок громоздких костюмов-объектов 90-х. Всё началось с масштабного перформанса «Ботанический балет», когда Андрей повёз  свои объекты на обычном поезде в Юрмалу на Ассамблею неукрощённой моды (1992). После успешного выступления и заслуженного Гран-при «Ботанический балет» до конца 90-х отправляется в нескончаемое турне по Европе. Потом в 1994-м появляется масштабная «Снежная королева», которую тоже приглашают в разные страны. И тут в ход идут все средства передвижения: машина, поезд, самолет, корабль. Причём все объекты были достаточно хрупкими и сложными в сборке. В 1998-м переживает премьеру последний перформанс из этой «скульптурной» серии – «Фауст». Множество костюмов копится, и всё это нужно где-то хранить: Андрей специально арендует склады в Подмосковье, объекты лежат в больших деревянных ящиках, обёрнутые в поролон и полиэтилен.

И вот тогда в 2000-м году появляется перформанс-освобождение, перформанс-очищение: «Гоголь-моголь». На сцену в общем потоке мусора летели разнообразные  вещи Андрея, перформеры срывали с себя костюмы, как будто освобождаясь от обязательного и поднадоевшего груза. Если что-то выбрасывать, так со сцены – и на радость публике. Этот принцип Бартенев сохраняет в своих клубных, интерактивных работах. Так, в 2014 году Бартенев реализует перформанс «Я была атакована летающим сахаром», когда со сцены московского кафе Microb зрителю в подарок летят костюмы, белый сахар и – как говорит сам Андрей – всякая «рвака-шмяка». При этом зрители улыбаются и радуются, сопереживая процессу освобождения на сцене и получая в подарок целые горы «сувениров».


Фрагмент перформанса «Я была атакована летающим сахаром» (2014). Фото: C.L.U.M.B.A.

Коллажный подход

Андрей рассказывает, что коллажи он делает с самого детства. Как только научился орудовать ножницами, он изрезал все журналы дома и начал комбинировать части фигур на плоскости пола. Из привычных форм рождались необыкновенные существа. Коллаж остаётся с Андреем на всю жизнь – и как приём творчества, и как способ медитации. На нынешней выставке в МОММА широкой публике представлены коллажи периода 1990–2011 годов. Ироничные и психоделичные – «Морковный мальчик» (1994), «Годзилла Алёнушка» (2011),  работы с уклоном в минимализм – «Чёрный мир – белый мир» (1996) и «Суперпрыжок» (2001). Во многом именно благодаря «коллажному видению» Бартенев создаёт и свои костюмы для перформансов. Это заметно и в «Снежной королеве» (1994), где орнамент составлен из конкретных предметов, а детали использованы в неожиданных комбинациях. Элементы коллажа «Я фей! Я фей прекрасный!» (1991) как раз напоминают фактуру объектов «Снежной королевы» (1994). Коллаж становится источником идей для самых разных воплощений. Специфическое мышление Бартенева – стремление сочетать несочетаемое, поэзия неожиданных совмещений  –  позволяет ему открывать всё новые формы и варианты.


Коллаж Андрея Бартенева «Годзилла Алёнушка» (2011)


Фрагмент экспозиции в  Московском музее современного искусства. Фото: Арсений Кунцевич

Наследие авангарда

Костюмированный перформанс неслучайно становится важнейшим выразительным средством Бартенева. По образованию Андрей – театральный режиссёр, он окончил Краснодарский государственный институт культуры.  Конечно, он знает историю театра, историю театрального костюма, может сам создавать костюмы, продумывать сценографические решения, осуществлять постановки. Профессиональные навыки в области театрального искусства позволяют художнику  строить  экспериментальные перформансы, поражающие буйством объёмов и красок, но при этом глубоко продуманные и организованные по внутренней структуре.

В Советском Союзе не преподавали историю мирового перформанса, мало что было известно о развитии contemporary art вообще, доходили какие-то обрывочные сведения, слухи, просачивались «нелегальные» книги и журналы. Но для Бартенева была открыта история театра – и он выбрал оттуда самое близкое для себя: театр авангарда. Вдохновлённый экспериментами русского искусства того времени, Андрей берёт за основу своих работ принципы футуристического театра: бессюжетность – есть только общий мотив или ритм, «отсутствие» актёра – костюм создает персонажа-форму и говорит за него, костюмы-объекты взрывают пространство и создают новое измерение. Как и футуристы, Бартенев своими работами разрушает границы привычного восприятия. Но делает это не агрессивно, а заволакивая зрителей волнами своей энергии, вызывая у них восторг и ощущение праздника. В своих работах Андрей побуждает людей перестроиться на другую волну, позабыть о повседневности и отправится в беспечную прогулку к иному фантазийному измерению.


Андрей Бартенев и Эндрю Логан на открытии ретроспективы Бартенева. На фоне – инсталляция «Курящие губы на асфальте» (1998). Фото: Арсений Кунцевич

Модификация костюма

По сравнению с громоздкими объектами 90-х в 2000-е формообразующие костюмы Бартенева становятся конструктивно более простыми, лёгкими, компактными в сборке, при их создании используются только современные качественные материалы. Объёмный перформанс «Пузыри надежды» строится из надувных шаров, спрятанных в эластичную ткань. Благодаря подобным изменениям персонажи Андрея из неповоротливых и медленных становятся вполне энергичными. Если раньше основную динамику представлений задавала музыка, то теперь появляется поле для работы с хореографией персонажей.


Репитиция перформанса «Трясущиеся углы» (National Arts Club, Нью-Йорк, 2008)

В 2008 году неожиданно Андрей возвращается к авангардному костюму-объекту в перформансе «Трясущиеся углы» (National Arts Club, Нью-Йорк, 2008). Намеренно громоздкие, пусть не слишком тяжёлые по весу, но сложные для передвижения костюмы были призваны продемонстрировать беззащитность и хрупкость художника, место «творца» среди осуждающего его общества. Перформанс происходил в узком коридоре между стеной и зрителями. Действие в трёх актах рассказывало о жизни художника в Нью-Йорке. В первом акте здесь оживают части интерьера квартиры художника: кусок оторванных обоев, полиэтиленовый мусор, серебристый кухонный комбайн со шкафом, книжная полка. Во втором акте разворачивается чёрно-белый футуристический балет, воплощается город в виде больших прямоугольников-небоскрёбов. В третьем акте выходит шеренга «арт-критиков» – это приглашённые актеры. И вот в импровизированном коридоре между «критиками» и зрителями одно за другим проходят невообразимые воплощения художника. «Критики» начинают их толкать в сторону зрителей как на некий суд, пытаясь окунуть в реальный «человеческий» мир. Публика реагирует – кто-то отталкивает «пришельцев», кто-то, наоборот, поддерживает. В конце всё превращается в какофонию, персонажи смешиваются, начинают сдирать с себя костюмы, и в финале со стены снимают белый покров, за которым оказываются картины – натюрморты. Персонажи уходят, оставляя зрителя наедине с более привычными для них «классическими» полотнами.

Ключевые перформансы Бартенева:

1992 год. «Ботанический балет»

Перформанс «Ботанический балет, безусловно, наиболее плотно насыщен образами Крайнего Севера. В нём переплетаются детские воспоминания художника, образы этнической культуры народов Севера и московские реалии 1992 года. В созданных для «Ботанического балета» костюмах-объектах мы видим чёрное полярное небо и белый снег, имитацию северных орнаментов, архаичные «рваные» линии, скульптурные формы, «вылепленные из снега». Это костюмы сложные и по форме, и по составу: самая объёмная часть – туловище, обязательно головной убор – «кокошник», на руках – длинные трубы с разными окончаниями. Перформеры в чёрном, в чёрных очках, с белым лицом – максимальное обезличивание. Главный персонаж «Дядька Чернослив» весь состоит из слив: это отголосок воспоминания Андрея о том, как в детстве за неимением настоящих фруктов норильские дети лепили их сами – из снега. Тут есть «Оленевод», у которого много ног, чтобы быстро бегать по снегу. Есть «Восьминогая собака для быстрой езды» – персонаж из старой сказки. И как же на Севере без «ТЭЦ»? Ещё здесь появляются «Девушки Пурга», «Чумы», «Карякские зайчики» и таинственная «Северная подводная лодка». 


«Ботанический балет» в Москве в Центральном доме художника (ЦДХ). 1992

Некоторые образы взяты из московской жизни художника, реалий того времени, когда создавался перформанс: «Халат Виолетты» Бартенев делает специально для своей подруги и перформансистки Виолетты Литвиновой. Реагируя на актуальную тему «гласности» и коммуникации с властью, Андрей делает «Будку гласности»: она стоит в пустынной тундре, любой может зайти туда и сказать всё, что думает, – но никто его никогда не услышит.

Костюмы-объекты сделаны из плотного картона и папье-маше – они тяжелые, поэтому персонажи способны только на минимальные движения: поднимать руки, медленно шагать и слегка кружиться в «балете». Но они сами настолько выразительны, что эта медлительность придаёт им загадочности. После своего выхода и некоторых «па» основные герои перформанса выстраиваются в круг. Посредине стоит «Цветок севера». Вокруг цветка исполняют ритуальный танец «Арнольды Нижинские», синтез Вацлава Нижинского и Арнольда Шварценеггера.


«Ботанический балет» в Москве в Центральном доме художника (ЦДХ). 1992. Фото из архива Андрея Бартенева

Перед нами разворачивается что-то похожее на шаманский обряд: около таинственного цветка «Арнольды» исполняют ритуальный танец, а вокруг как древние духи собрались невероятных форм существа – то ли ожившие тотемы, то ли просто фигуры из снега. Потом «Девушки Пурга» начинают сыпать хлопья снега, чтобы оплодотворить «цветок». Чем-то он должен разродиться, и один из «Арнольдов Нижинских» запускает в лепестки руку и достаёт настоящего белого кролика по кличке Бонч-Бруевич.

«Ботанический балет» рассказывает нам о вымышленном мифе, созданном фантазией художника. Но когда этот перформанс в 90-х гастролировал по Европе, его часто воспринимали как олицетворение «русской дикости» и ставили в один ряд с африканским искусством.

1994 год. «Снежная королева»

Северную чистоту и наивность «Ботанического балета» сменяет пластмассовая эпоха «Снежной королевы». Бартенев берет за основу действа одноимённую сказку Андерсена и перерабатывает персонажей по-своему – даёт им новое пластическое воплощение. Он создаёт их из современного мусора, детских советских игрушек и флуоресцентных красок. Мотив продиктован окружающей реальностью: в 1994 году полки магазинов уже заполонили «западные» товары, люди как дикари сметали яркие и блестящие упаковки, а потом не могли с ними расстаться – копили дома. Радостно меняя «скучный совок» на «прогрессивную западную культуру», российское общество одновременно теряло что-то уникальное, самобытное.


«Снежная королева». 1994. Видео снято в Юрмале для передачи Константина Эрнста «Матадор»

Костюм «Кая» весь создан из актуальных товаров начала 90-х. Объёмный плащ, рукава, брюки и обувь представляют собой уже историческую документацию быта того времени. Спереди у «Кая» в руках санки, на которых он катал «Герду». Слуги королевы, персонажи, взятые из других сказок, тоже собраны из мусора: «Царевна-Лебедь» и «Царевна-лягушка». Их костюмы напоминают сверкающий лёд: на голове серебряные конусообразные многоэтажные «кокошники», а на туловище – халаты из серебристых и темных коррексов для конфет с вкраплениями других полиэтиленовых упаковок. Ещё одни слуги королевы, самые активные из всех персонажей – «Прокофьевы». Это отголосок детских воспоминаний Бартенева о том, как в норильской школе учительница два года подряд заставляла их на уроках музыки слушать и разбирать балет «Золушка» Сергея Прокофьева. Комбинезоны персонажей сделаны из цветных брендовых пакетов, голова вытянута наподобие клюва, руки исполнены как петли, а на ногах лыжи, чтобы бегать по снегу. Крутящийся «Чебурашка» с жёлто-оранжевыми «ушами» и клоунским гримом по конструкции представляет из себя карусель. Верхний и нижний диски сделаны на деревянном каркасе и покрыты «тетрапаками», упаковками от детских игрушек и сладостей. Они заманивают своим ярким и «сладким» видом детей в разноцветный, но бездушный мир Снежной королевы.


Герои «Снежной королевы» в Юрмале. Фото из архива Андрея Бартенева

Интересны персонажи, олицетворяющие холодное царство: «Первая снежинка, упавшая на землю», «Сосулька», «Морозко». Основную фактуру «Снежинки» Андрей собрал из открыток работы известных британских художников и перформеров – Гилберта и Джорджа. Эти гармоничные панно из повторяющихся принтов покрывают комбинезон, ботинки и «крылья» костюма. Следуя какой-то неизвестной внутренней органике, «Снежинка» то раскрывается, то закрывается своими широкими «крыльями».


Фото: Ханс-Юрген Буркарт

Бартенев ищет выразительные средства в окружающем мире, использует то, что существует вокруг него. Чтобы в 1994 году создать голубой глянцевый цвет костюма «Сосульки», были использованы мусорные пакеты, а цветной орнамент собрали из советских игрушек.«Сосулька» собирается из трёх частей, это цилиндрический скафандр высотой 3,5 метра. Отверстие предусмотрено только для лица, поэтому перформер не может задействовать руки, чтобы поддерживать равновесие высокого и тяжелого костюма, а на ногах ещё лыжи.

Кто еще может обитать в холодном царстве? Персонаж «Морозко» был навеян историей о древнем способе смертной казни: преступника выводили на мороз и поливали водой, пока он не превращался в лёд. Верхнюю часть костюма венчает настоящая советская кукла, которая выкрашена флуоресцентным жёлтым. В более поздних вариантах появляется нижняя часть объекта – торс и поножи, украшенные железными банками из-под чёрной икры, шипастые огромные нарукавники и такие же невероятные ботинки. Во всю высоту костюма висят «ледяные» гирлянды. Гирлянды сделаны из нарезанных пластиковых бутылок, и этот материал не случаен. В 1993 году начинает в большом количестве появляться пластиковая тара – это ещё одна черта эпохи.


Монтаж выставки Андрея Бартенева в Лондоне.Фото: Ханс-Юрген Буркарт

Но главный персонаж здесь – сама «Снежная королева». Она создана из голов красных советских неваляшек, которые олицетворяют похищенные души детей. Это самый большой, сложный и тяжёлый костюм из всего перформанса, носить его получалось только у Бартенева. Костюм-объект размером примерно 3,5 на 3,5 метра сделан по форме песочных часов и разделяется по горизонтали на две части.

Перед нами пугающий, загадочный мир, со своими законами, со своей историей, настоящее «снежное царство». Но при этом все эти образы – большие яркие скульптуры, такие медленные и беззащитные существа. Они надолго притягивают взгляд, потому что шокируют своей неожиданной формой, цветовым решением и сложной фактурой. И требуется время, чтобы разглядеть мусор или игрушки на их поверхности.

1998 год. «Фауст»

Последний свой перформанс с большими скульптурными объёмами Бартенев представляет в Вальпургиеву ночь 1998 года. Для фестиваля «Гёте & Пушкин» Андрей создаёт перформанс «Фауст». Представление строится на основе пяти букв самого слова «Фауст» и состоит из 5 частей: «Ф» – форма, «А» – анатомия, «У» – узор, «С» – слово, «Т» – танец Мефистофеля. На каждую из этих букв Андрей написал на табличках русские и немецкие слова, которые у него ассоциируются с «Фаустом», персонажи «Дворники» в белых халатах выносили их в нужном порядке и выкладывали на краю сцены. В конце перформанса «Дворники» лопатами сметали и выносили все эти таблички.


Перформанс «Фауст». 1998. Фото: Ханс-Юрген Буркарт

Для каждой из пяти букв были созданы персонажи и своя музыка (над ней поработал Олег Костров). Например, было два разных воплощения буквы «Ф» – прописная и строчная, оба костюма с большими «крыльями» по бокам и большими «ботинками-трамплинами». Эти «скафандры» были настолько тяжелые, что передвигаться им помогали «Дворники» или треугольные «Чумы». Следующая буква – «А», персонаж «Анатомия». На «У» – объекты «Улей», на букву «С» – «Семьянин», на плечах которого пирамидой сидит вся семья от мала до велика, «Т» – «Теннисные мячи», которыми обнажённый актёр прикрывает паховую область, а потом подходит к краю сцены и на секунду убирает свои руки в боксёрских перчатках – и мячики тут же улетают к зрителям. На глазах у него чёрная табличка «инкогнито». Были еще персонажи: «Музыкальный аппарат для чистки полов», сделанный по образу машины для уборки в метро, «Малинка» в высоких валенках, «Рыбья кость».


Перформанс «Фауст». 1998. Фото: Ханс-Юрген Буркарт

Все костюмы-объекты создавались в белой тональности с тонкими чёрными линиями или сдержанным орнаментом. Только «Мефистофель» здесь красного цвета: олицетворение зла Андрей полностью собрал из светоотражателей от «Запорожцев». Этот костюм напоминает робота-осьминога, способного дотянуться своими щупальцами до любой души.

С помощью контраста агрессивно массивных костюмов-объектов и хрупкого человеческого тела, художник показывает слабость человеческой плоти. Высокая, тяжёлая обувь превращает любое передвижение в настоящее физическое испытание.

Внутри скульптур

Вообще все движущиеся скульптуры перформансов 90-х были невероятно тяжёлые и неудобные. Их детали было сложно надевать, сложно снимать. Костюмы давили везде, оставляли синяки. Носить их могли только парни или крепкие девушки. Андрей каждый раз покупал всем участникам компрессионные чулки для профилактики варикоза. Кому когда-нибудь доводилось надеть на себя хоть часть костюма-объекта Бартенева периода 90-х, обязательно прочувствовал, что преобразование происходит не только внешнее. Персонаж как будто замещает тебя, ты по-другому физически чувствуешь мир: искажены привычные движения и действия, тело утяжелено, обычные точки равновесия потеряны. Человек исчезает в этой арт-оболочке, становясь только биологическим двигателем другого существа. Самое поразительное видеть, как скульптуры из «Ботанического балета», «Снежной королевы», «Фауста» оживают. Спустя два десятилетия, после реставрации, их жизненность настолько убедительна, что ещё интереснее становится пробовать разгадать эту загадку – из какого они пришли мира и как именно обрели плоть.