Foto

«Битвы с белочкой» Ивана Сотникова

Глеб Ершов

17/10/2013

Иван Сотников. «Битва с белочкой»
Navicula Artis, Санкт-Петербург
12 октября – 10 ноября, 2013 

Выставка «Битва с белочкой», пожалуй, впервые открывает творчество художника в его самой что ни на есть мифологической сердцевине, там, где и создаются его и только его неповторимые образы. Иван Сотников – художник по рождению, и в этом сердцевина его страстей, борений, побед и крушений. Притом что по собственному признанию, к живописи он обращается далеко не каждый день, «пунктирно», отсюда невозможность работы сериями – только что-то придумается, и вроде продолжать надо, но спустя время к отложенному уже не так просто вернуться.

Это мои стихи, – говорит художник. Стихи рождаются, когда необходимо, и Иван возвращается к себе самому, отдавая отчёт и в спасительности, и в гибельности своей страсти – наверное, только по любви создаются его работы, так, как и должно, вооружённые силой чувства. Тогда под руку идут любые материалы, пригодные для живописи. Для картины «Любимая мелодия», где белочки хором напевают:

«Тыц-тыц
Тыц-тыц-тыц
Тыц-тыц-тыц
Тыц-тыц»,

холст натянут на спинке детской кроватки. Дикие гогочущие бутылки раскидывают ногами в разные стороны в исступлённом танце на случайных кусках парусины, а злодейски оскалившаяся весёлая белка вписана в узкий вертикальный формат какой-то мебельной рамы.

В современном искусстве Петербурга он образует совершенно свою линию творчества, близкую одновременно примитивистской дикости «Новых художников» и фольклорной добродушности «Митьков» (от порой умильной слезливости которых он всё же далёк). Сотников всегда узнаваем – и в 80-е, и сейчас – пишет так же яростно и мощно. Только тогда, замечает Олег Котельников, – «он это ногой делал, а сейчас руками», и продолжает – «дети уже давно так не могут нарисовать!» 

Сотников живёт в Коломне. Мастерская выходит окнами на Покровскую площадь, летом через открытую дверь на балкон летит тополиный пух, слышно позвякивание трамвая, объезжающего сквер, где когда-то стояла Покровская церковь. Множество пейзажей написано отсюда. Крутой изгиб ограды сквера с дугой трамвайных путей, уходящим рядом домов справа задаёт неповторимый разворот пространства в этом месте, где исток Садовой узнаётся в его холстах и эстампах. Здесь пространственный распадок Коломны: налево Фонтанка, направо канал Грибоедова, а дальше – через Калинкин мост по Рижскому проспекту выход на Канонерский остров, к морю.

У петербургских художников есть несколько портретов Ивана. Один из них, Виктора Тихомирова, – это целая картина: «Сотников пришёл». Это явление снежного человека: фигура с косматыми волосами и бородой заполнила собой дверной проём так, что становится понятно – от судьбы не уйдёшь. На портрете тондо Иры Васильевой всё не так драматично. Но и здесь стать и фактура натуры Ивана проявляют себя неотразимо. Медальный формат холста и праздничный алый фон отсылают к рельефам классиков советского культурного пантеона, но более всего напоминают портреты пап эпохи Возрождения. Даже не по иконографии или стилистике, а по родственности типологии характеров.

Конфессиональная принадлежность здесь тоже не главное. Папы – властные, мощные натуры, это отнюдь не постные лица, в них угадывается то, что А.Ф. Лосев назвал «обратной стороной титанизма». Наш титан той же человеческой породы. «Есть в Ленине керженский дух, Игуменский окрик в декретах» – писал Николай Клюев. Отец Иоанн суров, но справедлив. Художник Сотников тоже крепкий орешек, а во хмелю и вовсе бывает неукротим. 

Вот и белочка у него зверь свирепый и весёлый. Её ослепительно рыжий окрас выдаёт в ней натуру яркую и незаурядную, способную на многое, и прежде всего, – появляться там, где её не ждёшь. Сотников ещё и добавляет огня, утрирует черты, сгущает плотную живопись, работает резкой экспрессивной кистью, будто говоря – ты так, а я – вот как. Отважный воин, художник вызывает белочку на бой, бессмысленный и беспощадный, ведя непрекращающуюся «битву со смыслами» (Хармс), по принципу «клин клином вышибают» – в исступлении радости и на грани падения, в немыслимом танце создавая мощную неукротимую живопись.

Белки на лицо ужасные, добрые внутри, поют и танцуют, корчат страшные рожи, появляются в виде джинна исполинских размеров с заводным ключом в спине, держа в лапах отрезанную лиловую голову – напротив другой белочки, поменьше, сидящей на зиккурате (а может, и мавзолее, учитывая, что у художника есть работа «Битва с белочкой на Красной площади»). Белки возникают в сполохах огня и взрывов во время боя перед бегущими и падающими солдатами, как последнее фантастическое видение, выпрыгивают с одноимённых конфет. Как говорит сам художник – они чрезвычайно узнаваемы, «мультяшные», феерические создания.

В продолжение темы «укрощения строптивой» в живописи Сотникова фигурируют черепа (когда-то он вместе с Ирой Васильевой сделал мультфильм с пляшущими скелетонами, своего рода данс-макабр), танцующие бутылки, бегущие (буквально на ножках) машины, ёлки, грибы-мухоморы, носатые злодейские месяцы («вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана») – в общем, все страшилки и смешилки из характерной художественной мифологии, созданной им и ставшей уже частью петербургского «текста», где белочка (белая горячка Delirium tremens) – тотемный зверь всех алкоголиков.

Упрощённые до знака, узнаваемого фольклорного образа, все они воспринимаются как эмблемы не только его творчества, но и «Новых художников», одним из девизов которых было «не умничай» и «ё-ё» (Котельников).

Этот же минимализм ясной, рубленой формы присутствует и в объектах, выпиленных из ДСП и расписанных. «Приземление» – это чёрный силуэт человека-«гвоздя», расплющившего башку так, что она стала кирпичом, с ощерившимся оскалом зубов наподобие ленточного окна в конструктивистском доме. «Секретное оружие» – три соединённых вместе берёзовых заострённых полена с вылетающими с торцов языками пламени, здоровенные колы с фитилём – крестьянская ракета, взмывающая в космос. 

На выставке присутствуют также работы Марины Алексеевой, Ольги Флоренской и Олега Котельникова. Маня Алексеева с большим основанием может рассчитывать на приоритет темы «белочек» в современном искусстве, только в отличие от Сотникова у неё она трактуется не столь драматично, а скорее лирически. Оля Флоренская же посвятила этой теме одну, но чрезвычайно важную для понимания масштаба проблемы работу, чем она поделилась в своём небольшом рассказе о художнике Владимира Яшке, «о том, как после многодневного запоя он обнаружил это животное у себя в мастерской.

Белочка была гигантской (впрочем, вполне миролюбивой), с виду походила на свой прототип с конфетной обёртки, говорила на чистом русском языке, тихо укоряла Володю за злоупотребление спиртными напитками и настойчиво отговаривала его бежать за опохмелкой. Прожила она в мастерской у Яшке несколько дней».

Ну, а Олег Котельников как всегда изящно отшутился, назвав свой беглый рисунок фломастером «Белочка и Та марочка».