Foto

Исайя Берлин, арт-объект

Андрей Левкин

14/06/2012

Если современное искусство работает с контекстом, обнаруживая себя в его изменениях, то, наверное, иногда оно может обходиться вообще без картинок? Дело же не в глазах, а в мозге? Или даже наоборот – если контекст для зрителя меняется, то художественным объектом может стать даже человек, который об этом и не думал, а ненароком сделался искусством.   

Это – Исайя Берлин. У него в июне день рождения, об этом упомянули в каких-то новостях, что и повлекло за собой эту историю. Собственно, картинка тут как раз есть, это фотография мемориальной доски на доме, где он жил. Рижане её видели, на Альберта, на одном из эйзенштейновских (отца) домов. Доска на трех языках сообщает, что Исайя Берлин тут жил. На латышском, английском и иврите. Но не на русском, в чем уже есть определенный художественный момент. 

 

По крайней мере, я впервые о Берлине услышал со стороны именно русской литературы: некто Исайя Берлин, англичанин 35 лет, сразу после Второй мировой приезжает в Ленинград и встречается там с Анной Ахматовой.  Зачем-то он это сделал и – по легенде и толкованию – фактом своего появления зафиксировал величие русского поэта и внимание к ней Запада. Очень торжественно. 

Берлин  это описал https://www.akhmatova.org/articles/berlin.htm: «Я не был в Ленинграде с 1919 года, когда моя семья получила разрешение вернуться в наш родной город Ригу, столицу независимой тогда республики». Ну и далее, про то, как зашёл в писательский отдел (иностранцев туда пускали) книжной лавки на Невском, с кем-то разговорился, его и спросили – а не хочет ли он, например, встретиться с Ахматовой? Берлин и не думал, что она жива, вежливо согласился и т.п. Да, он оказался в СССР в качестве временного второго секретаря посольства – дипломатом он не был, просто англичанам тогда не хватало людей, которые хотя бы минимально знали Россию и русский язык.

 В результате он исполнил чисто художественную роль: волшебно возник, что позволило другой стороне (Ахматовой) воспринять это как знаковое событие. Я эту историю запомнил только потому, что Берлин оказался рижанином. Бывает же, типа. 

Это получается первая картинка некоего человека. Нечто смутное, не человек, а странная, к тому же – не им придуманная функция. Если его представить визуально, то он тут пока как картинка аккаунта в соцсетях, если его владелец не поставил своё фото: так, серый силуэт головы. Некий второй секретарь посольства, 35 лет, бывший рижанин. 

Далее Исайя Берлин оказался сэром. Тут уже определенное замешательство – рижский еврей, выехавший в 1921-м в Англию, был затем введен в рыцарское достоинство. Что ли Британская империя так оценила его встречи с А.Ахматовой? Так или иначе, к серому контуру вместо лица добавилось еще что-то вроде золотой цепи на шее силуэта. Раз уж сэр. 

Потом выясняется, что он был остроумным. Та же Ахматова вспоминала, что сэр Исайя любил говорить, что «Лис знает много секретов, а ёж – один, но самый главный». Но ещё чуть позже и это оказалось художественным моментом, ничего такого Берлин не сочинил. Зато выяснилось, что он ещё и писал, у него есть книга «Ёж и лиса» (1953), которая и разворачивает фразу про ежа и лису, – только это цитата из Архилоха. 

Сделать книгу из разворачивания эпиграфа – это уже искусство, но обнаруживается, что всё еще интереснее: сама книга о стратегиях поведения, причем – политического. В частности, Берлин имел в виду, что лиса постоянно изобретает разные способы, чтобы атаковать ежа, а ёж защищается одним-единственным, но эффективным способом – сворачиваясь в клубок и выставляя колючки. Ну и что с него взять?

 Вряд ли это было биографическим, но облик Берлина становится сложнее, хотя контекст ещё не определился. И вот с кем именно, с каким объектом имеет дело человек, который – как я – последовательно узнавал эти подробности про сэра Исайю (за что ему всё-таки дали сэра?), рижанина и т.п. И при чём тут русский Серебряный век и А.Ахматова, которая любила позировать в профиль, чтобы ещё больше возвеличить размах культурной трагедии России? 

Ахматова тут добавила искусства. Берлин оказался ещё и персонажем «Поэмы без героя», где по его поводу сообщается уже умопомрачительное: «Полно мне леденеть от страха, Лучше кликну Чакону Баха, А за ней войдёт человек… Он не станет мне милым мужем, Но мы с ним такое заслужим, Что смутится Двадцатый век». 

Это Ахматовой привиделось, что появление у неё Берлина было осуществлено при прямом участии неких Высших сил, что едва не привело к Третьей мировой, а вместо этого – к Холодной войне. Берлин, понятно, к этому непричастен, но надо же было оказаться в такой страной ситуации? Собственно, она странная не для него (он тут разве что недоумевал), а для тех, кто жил в СССР, изучал творчество Ахматовой и представлял её венцом разума. 

Так или иначе, тема двух миров заявлена, и Берлин, который вроде и ни при чём, оказался её олицетворением. От такой шизы уже легче, потому что шиза – дело бытовое и понятное. Но с другой–то стороны – вот, Берлин рассуждает про лису и ёжа, но при этом ведь существует и сам Берлин. Или та же улица Альберта, которую так любят российские интеллигенты (до сих пор), что даже утверждают, что Эйзенштейн и стал таким режиссером (он для них святое) потому, что его папа строил такие дома. Они, конечно, не знают про отношение Эйзенштейна к творчеству папы (можно прочитать в каком-то старом выпуске «Даугавы», в 80-е) и, разумеется, не могут допустить, что Эйзенштейн-старший был, в общем, не архитектором, а рисовальщиком фасадов. 

Вот дом И.Берлина, то есть фасад:

 А вот двор.

Двор, конечно, прекрасен, как все подобные рижские дворы. Но зачем к нему этот  фасад? Фасад тут ровно как сам Берлин в версии Ахматовой, а за вывеской уже всё настоящее, не пафосное, куда более интересное. Вообще, тут (не только на Альберта, а в истории с Берлином) пересекаются весьма разные плоскости, к тому же история и время – всегда предмет актуального арта.   

Вот тут-то я и приезжаю в Америку. Занимаюсь там литературными делами, в остальное время разговариваю обо всём с Ильей Кутиком. И о политике тоже. В практическом и теоретическом вариантах, я этим по жизни занят. Ситуация с выборами, левые-правые, либералы-консерваторы, либерализм как таковой. И вот тут упоминается и Берлин. 

О, – говорю,  – знаю сэра Исайю. Имея в виду даже не историю с Ахматовой, а что он рижанин. И что он тут, в каком контексте? – спрашиваю. Ну, Кутик смотрит на меня как бы с явным сочувствием к узости моего кругозора (в том числе – профессионального) и поясняет, что сэр Исайя Берлин является тем человеком, который и сформулировал западному миру понятие либерализма и либеральной системы как таковой. То есть его не то, что обязательно изучают в университетах, а он там чуть ли не основа мировоззрения, причём не в историческом, а в рабочем варианте. Вот, Маркс зафиксировал коммунизм, а Берлин – либерализм, и его описание до сих пор рабочее. Всё, что было до него — уже неважно: либерализм это то, что сформулировал сэр Исайя (теперь понятно, почему он сэр). Так что, в общем, двадцатый век в связи с ним и в самом деле несколько смутился, но Ахматова тут ни при чём. 

Интересующиеся могут посмотреть Isaiah Berlin https://en.wikipedia.org/wiki/Isaiah_Berlin. Основные тексты – Two Concepts of Liberty, Four Essays on Liberty, Concepts and Categories. Полный список есть в его сетевой библиотеке: https://berlin.wolf.ox.ac.uk/index.html

Берлин занимался (официально он считается политическим философом) позитивной и негативной свободами, плюрализмом ценностей (value-pluralism). Второе – о том, что нет такого стандарта,  который позволил бы выстроить в иерархию все человеческие ценности и цели. Вот и свободу, справедливость и равенство нельзя гармонизировать в одной системе принципов, они конфликтны. Он не оптимист, человеческая деятельность у него связана с нестабильностью, неопределённостью – возникающей в человеке в результате его самоопределения за счет выбора и связанной с выбором утратой других возможностей. Мало того, либерализм по Берлину не предполагает ни совершенного человеческого существа, ни  совершенного общества – где были бы согласованы объективные ценности. Всё, как мы теперь любим. 

Но вот же, эта схема вполне разъясняет, как выстраивать  искусство. Причём это именно актуальное искусство – гармония музейных картин считается утраченной. Как-то приходится выкручиваться, да. Так что И.Берлин вполне закономерно попал в эту длинную, явно художественную историю. Как-то всё в этом мире всё-таки правильно сходится, вот что.

 

Публикации по теме